Последняя воля Нобеля
Шрифт:
— Как ты себя чувствуешь, Калле? — спросила она, пристально глядя ему в глаза. — Голова болит?
— Мама, ты загораживаешь телевизор, — сказал мальчик, наклоняясь в сторону, чтобы видеть экран.
— Эллен, — обратилась Анника к дочке. — Пора переодеваться в пижамку. Хочешь, я тебе помогу?
— У нас есть попкорн? — с надеждой в голосе спросила девочка.
— Попкорн будет не сегодня. Мы поедим его в пятницу.
— Но папа же купил вино, — возразила Эллен.
— Еще пять минут, и в кровать, — распорядилась Анника.
Она
Калле вполне спокойно пережил травму. Правда, на лбу у него останется шрам.
Приехали Альтины и вместе с остальными пили вино на террасе, когда к ним присоединилась Анника. Томас протянул жене бокал вина.
— Ханс говорит, что ты не знаешь, как делают сухой «Мартини», — сказал Томас с нарочитым смехом.
— За последние семь лет ты хотя бы один раз видел меня смешивающей коктейли? — спокойно спросила Анника, принимая бокал.
Снова раздался звонок. Прибыли последние гости — Пер Крамне и статс-секретарь Халениус. Им дали по бокалу вина и представили Аннике.
— Рад познакомиться. — Джимми Халениус улыбнулся Анника. — Много о тебе слышал.
— Ну, — сказал Томас. — Добро пожаловать и за ваше здоровье!
— Мне всегда казалось, что только у мелких гангстеров бывают имена, заканчивающиеся на «и», — сказала Анника. — Как мы дошли до того, что ни одного бежавшего из тюрьмы гангстера не зовут, например, Стиг-Бьёрн?
— Между прочим, моего деда действительно звали Стиг-Бьёрн, — сказал Джимми Халениус. — Он был осужден за убийство в прачечной Ангереда в шестидесятые годы… Вы, может быть, об этом слышали… Но бежать ему не удалось, тут вы правы.
Анника внимательно посмотрела на Халениуса. Он был невысок, намного ниже Томаса, к светло-каштановым волосам давно не прикасалась расческа, одет Халениус был в клетчатую рубашку, но вид у него был очень серьезный.
— Не морочь мне голову, — сказала она.
Он широко улыбнулся, отчего глаза превратились в узкие щелочки.
— С чего ты решила, что я морочу тебе голову?
«Какой очаровашка! — подумала она. — Он ограничивает свободу людей, нарушает неприкосновенность личности — и все это только ради карьеры, и при всем том он считает себя классным парнем».
— Так откуда ты обо мне знаешь? — спросила Анника.
— Когда-то у тебя был старый «вольво», так? — ответил он. — Ржавый, темно-синий рыдван. Кажется, А-144.
— У моего дружка была такая машина. Я ее продала.
— Это было очень мило с твоей стороны, — едко подначил ее статс-секретарь. — Из тебя вышел бы отменный торговец автомобилями. Как ты умудрилась продать эту развалюху за пять тысяч?
— Свен не мог сам ее продать, — сказала Анника. — Он… он умер.
Она поставила бокал на стол и вышла на кухню. Руки ее
Зачем она это сказала?
«Я идиотка», — подумала Анника. Щеки ее горели.
Томас показывал гостям участок, пока Анника укладывала детей и читала им на ночь короткую сказку. Потом она спустилась на кухню, щедро выдавила из тюбика майонез в стеклянную миску, добавила два зубчика раздавленного чеснока, а потом выглянула в окно, посмотреть, как гости ходят по участку. Хлеб она смазала чесночным маслом и положила в духовку. От плиты она видела, как ее муж, жестикулируя рукой с зажатым в ней бокалом, что-то рассказывает.
Он гордится нами, подумала она. Хочет показать своим коллегам, чего добился в жизни. Все это кажется ему очень важным. Все у нас будет хорошо.
На своем участке, по ту сторону живой изгороди, ходил Вильгельм Гопкинс. Он был чем-то занят. Анника не видела, чем именно, но было такое впечатление, что Гопкинс пытается сдвинуть с места какой-то тяжелый предмет.
«Его, наверное, просто раздирает от любопытства, — подумала Анника. — Бьюсь об заклад, ему страшно хочется узнать, кто наши гости».
Жены двоих гостей с Анникой разговаривали мало. Обеим было немного за сорок, одеты они были в модные юбки до колена и носили тщательно подобранные украшения. Обе были стройны почти до худобы, а редкие волосы требовали дорогих причесок и тщательного ухода. Сейчас они шли позади мужчин и болтали, отпивая вино из бокалов и оглядывая участок. У обеих были дети-подростки, которые сейчас или находились дома, в городе, или шатались где-нибудь с друзьями.
«Неужели я когда-нибудь стану такой же, как они? — подумала Анника. — Буду до конца своих дней пить охлажденное белое вино на загородных участках?»
От этой мысли по спине почему-то пробежал неприятный холодок.
Суп Анника подала на террасе и сразу же поняла, что ухитрилась его не испортить. Он был в меру соленый, отдавал укропом, а майонез приятно таял во рту. Хлеб немного пригорел, но это не катастрофа.
— Итак, еще раз ваше здоровье! — сказал Томас. — Bon app'etit!
Голодные гости набросились на еду и некоторое время ели молча. Теплый ветерок был напоен ароматом сирени.
— Есть еще, не стесняйтесь, — сказала Анника, и гости попросили добавки.
Мужчины оживились, заговорили громче, обсуждая коллег по работе, провальные предложения и упрямство законодательного совета. Теперь, когда немного подвыпили, мужчины стали действительно весьма интересными.
— Ты ведь журналист? — спросил Ларссон, наполняя бокалы.
— Нет, нет, спасибо, — отказалась Анника. — Да, я корреспондент «Квельспрессен».
— О чем ты пишешь? — спросила фру Ларссон.
— Главным образом о насилии. и политике, — ответила Анника, играя бокалом.
— В самом деле? — снова заговорил Ларссон. — Может быть, тебе стоит поработать у нас?