Последняя война Cета
Шрифт:
В тесном помещении, куда его поместили, две стены были каменные, грязно-серого цвета, другие были сделаны из железных решеток. На узкой скамье уже сидел какой-то дурно пахнущий мужчина, который с интересом рассматривал новенького.
– Сигареты есть? – спросил он.
– Нет.
Мужик хищно улыбнулся и снова спросил:
– Спортсмен, да? Типа ЗОЖ? ЗОЖ – это пиздеж! Слыхал?!
– Нет, не слыхал.
– А ты чего так базаришь? Борзый? Ну ничего, нам тут с тобой всю ночь сидеть. Будешь мою сигарету курить.
– Я не курю.
– А это мы посмотрим, –
Он ткнул грязным пальцем на сосуд на полу и замолчал.
Надо было собраться с мыслями. Что происходит? Что им говорить? Правду? Она им не понравится. Надо выбираться отсюда. Но как? На решетчатой двери вместо замка оковы, которые недавно были у него на запястьях. За грязным окном в соседнем помещении был виден силуэт человека, который сидел за столом и что-то ел. Голова болела после удара и падения. Соображал он с трудом. В любом случае надо дождаться, пока его выведут отсюда.
А сейчас надо отдохнуть. Он сел поудобнее, насколько это было возможно, и стал смотреть на бутылку с мочой. Дыхание его стало ровным, кончики пальцев вдруг задрожали, а бутылка качнулась. Что это?! Привиделось? Решил повторить опыт. Он сверлил бутылку взглядом, пока в глазах не появились черные точки, но она больше не шевелилась. Показалось.
Усталость накатила волной, и он заснул. Проснулся от криков за стеной – кричала женщина. Точнее не кричала, а грязно ругалась. Вскоре ее привели в камеру, усадили напротив на вмурованную в пол скамью, пристегнули одну руку кольцами к ножке скамьи и ушли. Возмутительница спокойствия оказалась довольно миловидной девушкой в яркой одежде, облегающей фигуру. Ее коротко стриженые волосы были выкрашены в огненно-рыжий цвет. Она, наконец, замолчала и уставилась на своих соседей. Затем откуда-то вытащила спрятанную сигарету, сунула в рот и спросила:
– Мальчики, огонь есть?
Мужик тотчас вскочил, подбежал к решетке и зашептал:
– А еще сиги есть? У меня тут зажигалка припрятана, от прежнего сидельца осталась!
– Значит так, – сказала рыжеволосая, – ты мне зажигалку, а я тебе покурить оставлю, одна штука у меня. Договорились?
– Хорошо, смотри не шути со мной – найду, если что, и ноги оторву! Меня тут весь район знает, у меня везде друзья! Спроси любого на районе за Мирона – каждый подтвердит!
– Ага, знаю я твоих друзей, в канаве лошадь доедают! Гони зажигалку!
Мирон выглянул в коридор, убедился, что никто не идет и, пыхтя, полез на лавку. Рукой нашарил в щели стены зажигалку, сдул с нее пыль и кинул девушке.
– Тебя как зовут-то, красавица?!
– А тебе зачем?
– Ну, так, мало ли..
– Лика меня зовут.
Девушка щелкнула зажигалкой и прикурила. Выпустила струйку дыма вверх и посмотрела на второго заключенного:
– А как нашего молчаливого черноглазого друга зовут? За что взяли?
Мирон принял от Лики половину сигареты с зажигалкой, жадно затянулся и проворчал:
– Да хрен-с-горы его зовут, сидит, как воды в рот набрал – слова не вытянешь.
Всё это
– Алло, тебя как зовут, хрен-с-горы?! – улыбнулась Лика.
– Привет. Я потерял память и не помню ни имени, ни откуда я. А ты Лика.
– Ого, да ты вундеркинд, имя с первого раза запомнил! А ничего отмазка – типа амнезия, да? Надо запомнить! Тебя откуда хоть привезли, помнишь?!
– Да, я был на краю города, там, в лесу жили люди, которые собирают железо. Они мне помогли.
– Ты про цыган что ли? Точно, я слышала, что табор где-то в районе Мехзавода стоит! Там ты был?
– Не могу точно сказать, наверно там. А есть другие цыгане?
– Да полно, одни лом собирают, другие хмурым торгуют. Эти опасные. Короче, повезло тебе, парень. Как звать-то тебя будем? Хрен-с-горы длинно как-то, а просто хрен не звучит. Есть предложения?
Он пожал плечами и снова уставился на бутылку, потеряв интерес к беседе. Воцарилась тишина, лишь иногда Мирон пускал с треском газы, а Лика обещала забить ему в зад ту самую бутылку.
Бутылка дрожала. Она медленно ползла вдоль стены. Мирон с Ликой этого не видели. А он видел. И причиной странного турне бутылки с чьей-то мочой был именно он. И тут случилось то, чего он никак не ожидал: бутылка, следуя за его взглядом, поднялась в воздух и звонко лопнула! Зловонная жижа и осколки стекла разлетелись по всей камере. Мирон непонимающе уставился на мокрое пятно на стене, а Лика начала кричать и ругаться. В помещение вбежал охранник и закричал:
– Вы чего, охренели? Кто бутылку разбил с ссаниной?! Скоты, мать вашу! Короче, мне похрен, кто это сделал, будете сейчас тут генеральную уборку делать! Чтоб к утру все блестело здесь! Ты! – крикнул он Лике, – бегом в сортир! Там ведро, тряпки и порошок под раковиной! Давай руку, сниму браслеты. И быстрее – скоро приедут за тобой!
– Кто приедет? – Лика оторопело смотрела на охранника.
– Кто надо! Вперед, сказал, в сортир!
Судя по тому, что на шум больше никто не пришел, в отделении сейчас никого не было. Лика выскочила в коридор, кинув многозначительный взгляд на арестантов. Мирон сделал вид, что ничего не понял, и принялся ногой аккуратно собирать на полу осколки в кучу. А второй арестант все понял и встал у решетки, сбоку от охранника. Тот стоял спиной к входу, что было довольно беспечно с его стороны.
Удар пришелся прямо в голову. Лика ударила его куском трубы, который нашла в туалете. Бедняга рухнул на пол. Мирон подпрыгнул и зашептал:
– Девка, ты чего, мента грохнула? Это ж мокруха, кранты тебе!
– Да живой он, не ссы, пульс есть. Мать твою, сука!
– Ты чего?
– Ничего, волнуюсь я. А когда волнуюсь, матерюсь. Болезнь такая, слыхал, мудень?!
Лика вытащила из кармана ключи и открыла дверь их камеры:
– Выходите!
– Не, ну тебя на хер, – заявил Мирон, – я не пойду. Зажигалку верни!