Последняя загадка парфюмера
Шрифт:
– Кстати, как поживает ваша невеста?
– Невеста? – Северин сунул в рот золотистую корочку и ответил с набитым ртом: – Уехала к матери, в Днепропетровск. Попытается сломить оборону.
– Вы насчет свадьбы? А что ж сами не поехали?
– Мне велено ждать результатов переговоров в Москве. Ситуация незавидная, что и говорить. Но спорить с моей невестой решительно невозможно. Стопроцентная железная леди, – со вздохом добавил Северин.
Глеб улыбнулся:
– Трудно представить вас в роли подкаблучника.
– Не
– Здорово же она вас зацепила. Наверно, настоящая красавица?
– Она-то? – Северин задумался. – М-м… Да, пожалуй, симпатичная женщина. Но дело не только в этом. Мне с ней интересно. С годами найти интересного собеседника все труднее и труднее. Чужое мнение кажется глупым, споры – бессмысленными, люди – скучноватыми. И с этим ничего нельзя поделать. Акутагава признавался, что он не в состоянии беседовать с женщиной, даже с самой любимой, больше часа. Так вот, однажды я проговорил с ней три часа кряду!
– Это говорит о том, что ваша невеста действительно неординарная женщина, – сказал Глеб.
– Либо о том, что сам я страшно поглупел за последние годы, – усмехнулся Северин. – Как думаешь – я поглупел?
– Чтобы сделать правильный вывод, мне нужно прочесть вашу новую книгу.
– А на это у тебя, естественно, нет времени. Молодежь, молодежь… Все бегаете. Роковые страсти, столкновения характеров. Что ж, может, оно и к лучшему. Главное, чтобы в итоге все это не оказалось обыкновенной мышиной возней.
Северин положил вилку на стол, слегка поморщился и потрогал ладонью грудь.
– Что-то сегодня сердце побаливает, – сказал он. – Пойду наглотаюсь таблеток и уложу бренное тело в постель. Может, повезет, и к утру помру – тихо, без мучений, во сне.
3
Вернувшись в комнату, Глеб взял со стола колоду карт и принялся меланхолично ее тасовать, обдумывая слова Северина. В кармане брюк, сбив Корсака с мыслей, задребезжал телефон. Корсак приложил трубку к уху.
– Глеб, с тебя бутылка вискаря! – услышал он жизнерадостный голос приятеля-журналиста.
– Нарыл что-нибудь?
– А то. Твоя картина находится во Франции. Если точнее – в Руане, у некоего Мориса Леже.
– Что за тип?
– Коллекционер, и довольно известный. Специализируется на всякой чертовщине.
– То есть?
– Ну скелеты, черепа, черти, уроды. Этого добра много на старинных картинах. Ты помнишь Дениса Савенка?
– Из «Огонька»?
– Да. Так вот, в прошлом году Савенок написал о Леже большую статью. Позвони ему, и он все тебе расскажет. Есть его телефон?
– Где-то был.
– Тогда будем считать, что я свою миссию выполнил. Запомни – Морис Леже. Да, и не забудь про вискарь.
– С тобой забудешь, – усмехнулся Корсак.
Денис Савенок,
– Корсак? А я думал, ты помер.
– С чего это вдруг?
– Ходят слухи, что тебя посадили на перо из-за карточного долга. Но я с самого начала знал, что все это брехня. Я так всем и говорил: «Дерьмо, – говорил, – не тонет».
– Ну ты, не слишком-то резвись.
– Ладно, шучу. Чего звонишь – по делу или так?
– По делу, – ответил Глеб.
– Валяй, излагай.
Глеб изложил Савенку суть дела.
– Гм… – сказа тот, выслушав. – Дай-ка сообразить… В общем, так…
И он приступил к рассказу. Рассказ Савенка был пространным, и Глебу приходилось перебивать словоохотливого журналиста наводящими вопросами.
В конце концов удалось выяснить, что Морису Леже за шестьдесят, что в Руан он перебрался из Парижа десять лет назад, устав от столичной суеты. Что полжизни коллекционирует картины на потусторонние сюжеты и что, несмотря на столь мрачное увлечение, имеет веселый и общительный нрав. Что журналистов в общем-то недолюбливает, но к русским относится более-менее лояльно, так как его дед по матери – эмигрант из Одессы.
– Он и по-русски нормально чирикает, – сообщил Савенок. – А чего он тебе так уперся?
– У него есть картина, которая меня интересует.
– Да ну? Чую запах больших лавэ. Что за картина?
– «Искушение епископа Феофила».
– А, знаю. Это с монахом и дьяволом, который выползает из тучи дыма, да?
– Угу.
– Он вроде собирался ее продавать. Но, думаю, все-таки не продал.
– Почему?
– Старый хрен скорее удавится, чем расстанется с любимой картиной. А эта – из любимых. Хочешь, позвони ему. Ну или напиши по «электронке». Координаты я тебе дам. Запишешь?
– Давай.
Глеб записал в блокнот телефон и электронный адрес француза. Потом спросил:
– Как он вообще?
– Да нормальный чел. Только знаешь что… Я тут подумал и вспомнил: он ведь в последнее время журналистов не принимает. Типа душа жаждет уединения, и все такое. Так что, скорей всего, он тебя пошлет. Даже точно пошлет.
– Хреново, – заметил Глеб.
– Да уж. Вот если бы ты был телкой с большой грудью…
– А что, старик до сих пор неравнодушен к женскому полу?
– Не то слово. По-моему, он здорово переживает из-за своего возраста. Силы-то уже не те. Простата размером с картофелину, геморрой торчит, как собачий хвост. Но во взгляде по-прежнему огонь.
– Ясно. Спасибо за информацию, старина. Если что понадобится – звони.
– Да что с тебя взять, сирого да убогого. Впрочем, рад был пообщаться. Передавай привет французу, если дозвонишься. И полюбезней там с ним – мужик из аристократического рода, любит, когда ему лижут жопу.
– А кто не любит?