Последняя женщина сеньора Хуана
Шрифт:
КОНЧИТА. Нет, сеньор, я вас люблю.
ХУАН. А может, это ты и есть?
КОНЧИТА. Кто, сеньор?
ХУАН. Моя последняя женщина.
КОНЧИТА. Я не хочу быть вашей последней, сеньор. Я хочу быть просто вашей.
ХУАН. Прежде, когда я видел женщину, мне всегда хотелось одним движением стряхнуть с нее все лишнее: одежду, манеры, предрассудки, всю пыль, которая закрывает человека от самого себя. А ты вызываешь совсем иные желания: хочется укрыться в тебе, как в крепости, заслониться тобой от всего мира. Наверное, просто старость. Жаль, что не встретил тебя
КОНЧИТА. Нет, сеньор, не жаль. Для ничтожества старость - груда развалин. А для настоящего мужчины - крыша, которая венчает дом.
Хуан нежно и бережно дотрагивается до нее.
Сеньор, скоро утро.
ХУАН. Когда наступит, тогда и будем думать о нем. А сейчас - только ты.
ХОЗЯИН. Сеньоры, давайте выпьем...
КАРЛОС. Стоя!
Все с трудом поднимаются.
ХОЗЯИН. Сеньоры! Я тут подумал - и напрасно. Раз надо - значит, нельзя. Поэтому от всей души...
КАРЛОС. Стоя!
ИСПОЛНИТЕЛЬ. Именно стоя - за нашего дорогого сеньора Хуана и за всеобщую любовь!
КАРЛОС. Дай я тебя обниму!
Объятия. Стук кружек. Затемнение.
Картина следующая
Не обязательная, потому и без номера. Может быть, может не быть - на усмотрение режиссера. Комната Хуана. Обстановка прежняя. Хуан и Кончита. Любовь. Слова любые, можно и без слов.
Картина третья.
Та же обстановка. Прошло несколько часов. Карлос, Эльвира, Исполнитель, Хозяин, Михо спят сидя: кто положил голову на стол, кто нелепо свесился со своего стула. Храп, бормотанье, невнятные стоны. На столе пустые кувшины, некоторые из них лежат, один даже на полу. Входит Матильда, отдергивает шторы, и выясняется, что на дворе уже утро. Матильда поправляет посуду и мебель и уходит, унося пустые кувшины. Исполнитель поднимает голову, и мутный его взгляд сразу же безошибочно упирается в дверь комнаты Хуана. Вытянув шею, он приглядывается, успокаивается и, нашарив на столе кусок лепешки, неторопливо начинает есть.
МИХО (громко стонет во сне. Проснувшись, Исполнителю). Извините, сеньор. (Качнувшись, встает, встряхивает головой.)
ХОЗЯИН (просыпаясь). Все же несправедливо, что у прогрессивных людей по утрам тоже болит голова. (Трет виски.)
ЭЛЬВИРА (просыпаясь, глядя в окно). Опять светит. И как ему не надоест!
КАРЛОС (еще не проснувшись, протягивая руку в пространство). Эй, кто-нибудь, дайте что-нибудь!
Михо быстро наполняет кружку вином и подает ему.
(Выпивает. Лишь затем открывает глаза.) Хорошо посидели!
Тем временем Исполнитель выходит на середину зала, отряхивает и оправляет одежду, вообще приводит себя в деловой вид. Эти действия в похмельное утро выглядят странно, и все постепенно замолкают, уставившись на него.
ИСПОЛНИТЕЛЬ (без выражения). Сеньоры, я прошу вашего внимания. Я всех вас уважаю, но вынужден напомнить, что человек, в том числе и уважаемый, себе не хозяин. У каждого из нас свои заботы, но долг прежде всего. (Хозяину.) Ну-ка, приятель, взгляни. (Достает из-за пазухи медный жетон и передает Хозяину.)
ХОЗЯИН (прочитав). Ваш слуга, сеньор!
КАРЛОС. Это еще что за медяшка?
ИСПОЛНИТЕЛЬ.
КАРЛОС. Ну-ка дай. (Читает.) Хм, вот оно что... Слыхал. Но не видал. (Отдает жетон.)
ЭЛЬВИРА. Погоди, я тоже хочу посмотреть. (Берет, читает вслух.) "Податель сего имеет право на все".
Пауза. Все встревоженно смотрят на Исполнителя.
КАРЛОС. Как прикажете обращаться, сеньор?
ИСПОЛНИТЕЛЬ. Как прежде - на "ты". Ничего не изменилось, я из простых.
КАРЛОС. Слушаюсь, сеньор!
ЭЛЬВИРА. Ну, чего ты молчишь? Ты же хотел что-то сказать.
ИСПОЛНИТЕЛЬ. Не хотел, сеньора, а вынужден. Я опять-таки вынужден напомнить, что всякой жизни на свете рано или поздно наступает предел.
Пауза.
ЭЛЬВИРА. Ну и чей же предел наступил сегодня?
ИСПОЛНИТЕЛЬ (Эльвире). Сядьте. (Карлосу.) И вы тоже. (Хозяину.) И ты, приятель.
Все садятся.
Так вот, сеньоры, сегодня наступил предел жизни сеньора Хуана.
ХОЗЯИН. Что?!
ЭЛЬВИРА. Ты думаешь, что говоришь?!
КАРЛОС. Да мы только что, ночью, вместе пили!
ИСПОЛНИТЕЛЬ. Да, сеньор, ночью мы вместе пили. Но сейчас не ночь. Сейчас утро. И мы - все мы!
– обязаны исполнить то, что должно быть исполнено.
КАРЛОС. Предлагать такое человеку чести?!
ХОЗЯИН. Да нет, подумать и то страшно...
ИСПОЛНИТЕЛЬ. Я повторяю: все, кто слышит сейчас мои слова. В этой комнате свидетелей нет, свидетели не нужны. Поэтому - все мы.
ЭЛЬВИРА. Мы? Ты сказал - мы? Он сказал, а вы молчите? Если все мужчины таковы, я не жалею, что прожила одинокой... Я женщина! Ты слышишь, серая тень с медяшкой за пазухой, - я женщина! Я с ним спала. Я спала с Хуаном, это его руки прошли по моему телу от волос до лодыжек и не пропустили ничего. Это было давно - но было... Ты сказал - мы? Ты - может быть. Но не я!
ИСПОЛНИТЕЛЬ. Я мог бы просто сказать: это будет так, потому что это будет так. Мог бы, но не скажу. Я говорю: сеньоры, будьте благоразумны. Если нам отдают жестокий приказ - это лишь кажется, что он жесток. А на самом деле он гуманен... (Карлосу.) Вот вы, сеньор офицер...
КАРЛОС. Человек чести!
ИСПОЛНИТЕЛЬ. Именно это я имел в виду. И вот вы, в вашем мундире и с вашей честью, возвращаетесь в Мадрид. А следом приезжает сеньор Хуан. Ваш мундир при вас. А честь? Где ваша честь, сеньор полковник?
КАРЛОС. Но Хуан не виноват! Он убил брата защищаясь!
ИСПОЛНИТЕЛЬ. Сеньор, не тратьте пыл! Он вам понадобится, чтобы убедить пол-Мадрида!..
А вы, сеньора? Вас ведь тоже ждет столица со всеми своими языками!
ЭЛЬВИРА. Ладно, молчи, сама знаю.
ИСПОЛНИТЕЛЬ (Хозяину). А ты, приятель? У тебя не мундира, зато есть семеро детей. И жена твоя вовсе не стара. Вполне успеет родить еще семерых, похожих на сеньора Хуана!
ХОЗЯИН. Ах, сеньор! Умом я понимаю, что вы полностью правы, но сердце мое разрывается от вашей правоты! Я восхищался им столько лет! Я даже свою гостиницу хотел назвать "Приют сеньора Хуана".