Последняя женщина в его жизни
Шрифт:
— Опять?
— Фокс якшался с плохими парнями с юности. Кто знает, сколько врагов он себе нажил? Держу пари, ты найдешь их в каждом закоулке. Возможно, папа, его убийство не имеет отношения к делу Бенедикта.
— Может быть.
— Но ты этому не веришь?
— Не верю. И ты тоже.
Возле освещенного участка началась какая-то суета. Внезапно в свете прожекторов появилась массивная фигура сержанта Вели, держащего правой рукой левый локоть Марши Кемп. Благодаря внушительным габаритам рыжеволосой женщины сержант казался человеком обычного размера.
Инспектор поспешил к ним; следом поплелся толком не проснувшийся Эллери.
— Сержант Вели сообщил
— Только то, что Берни мертв. — Марша казалась скорее ушедшей в себя, чем убитой горем. Возможно, это было результатом шока, но Эллери так не думал. На ней были голубая рубашка, просторные слаксы и короткая кожаная куртка, накинутая на плечи. На щеках виднелись следы крема, а голова была обмотана полотенцем на манер тюрбана. Она старалась не смотреть на группу полицейских. — Как это случилось, инспектор Квин?
— Его ударили ножом.
— Ударили ножом? — Женщина быстро заморгала. — Вы хотите сказать, убили?
— Будь он японцем, это могло быть харакири, — сердито отозвался инспектор. — Да, миссис Фокс, пырнули ножом, который убийце хватило наглости бросить на тело, — он настолько обычный, что отследить по нему владельца невозможно. Вы намерены опознать вашего мужа?
— Да. — Таким тоном Марша могла бы произнести: «Конечно, что за глупый вопрос?»
Они подошли к группе детективов из отдела убийств участка Северного Манхэттена, к которому относился Центральный парк. Полицейские расступились, и вдова устремила взгляд на покойного супруга, как показалось Эллери и его отцу, без колебания, страха, отвращения или каких-либо иных эмоций. Возможно, причина заключалась в свойственной ей сдержанности или в том, что жертва не выглядела пугающе. Врач-судмедэксперт прикрыл все, кроме головы, и закрыл глаза и рот убитого после того, как фотограф сделал снимки.
— Да, это Берни, — сказала Марша. Посмотрев на труп полминуты почти с любопытством, она наконец отвернулась. — Теперь я могу идти, инспектор Квин?
— Вы не могли бы ответить на пару вопросов, миссис Фокс? — вежливо осведомился старик.
Женщина молча пожала плечами.
— Когда вы видели вашего мужа последний раз?
— Мы пообедали дома около половины восьмого или восьми. Я неважно себя чувствовала, поэтому сразу легла спать.
— Вот как? И вы не вызывали врача?
— Это было не такого рода недомогание, инспектор. Со мной такое регулярно раз в месяц.
— И больше вы его не видели?
— Нет. Я приняла таблетку и сразу заснула.
— Значит, вы не знаете, когда он ушел?
— Нет. Вы уже задали пару вопросов, инспектор, а у меня колики.
— Еще одна пара, и вы свободны. Берни говорил вам вчера вечером, что собирается с кем-то встретиться или куда-то пойти?
— Нет.
— У него были какие-нибудь неприятности?
— Не знаю. Берни не говорил о своих делах.
— Даже с вами?
— Со мной особенно. Как-то он сказал мне: «Чем меньше ты будешь знать, тем тебе будет спокойнее».
— Кто мог хотеть убить его, Марша? — заговорил Эллери.
Она вздрогнула, вероятно забыв или вовсе не зная о его присутствии.
— Не могу никого припомнить.
— Он мог не уплатить проигрыш? — предположил инспектор. — Или не поладить с кем-то из компаньонов по игре?
Марша покачала головой:
— Право, не знаю.
— И у вас нет никаких предположений, почему его убили?
— Абсолютно никаких.
— О'кей, миссис Фокс. Вели, отведи ее домой… нет, подожди минуту. — Инспектор отвел в сторону молодого ассистента доктора Праути. Эллери подошел к ним. —
— На основании предварительного обследования я определяю время смерти как два часа ночи плюс-минус полчаса.
— Есть причины предполагать, что смерть вызвана не ударом ножа?
— Разве вы не видели его живот? — отозвался молодой врач. — Хотя, конечно, полностью мы будем уверены после вскрытия.
— И больше ничего?
— Абсолютно. А у вас?
— Пока то же самое. Если хотите знать мое мнение, док, мы не найдем и сломанного стебелька. Убийца, которому хватило хладнокровия оставить нож на теле, не станет терять портсигар с монограммой.
— Мы можем идти, инспектор? — спросил сержант Вели.
Старик кивнул, и Вели увел вдову. Врач тоже удалился.
— Она лгала не моргнув глазом, — сказал Эллери.
— В тебе говорит мужская интуиция? — осведомился инспектор.
— Я сын своего отца. Ты ведь тоже ей не поверил.
— Да. Она что-то знает, Эллери.
— Мы пришли к единому мнению, несмотря на разницу поколений. Что привело вас к такому выводу, инспектор Квин?
— Марша не из тех женщин, которым мало известно о делах супруга. Она долгое время работала в Вегасе, знает эту публику и наверняка обеспечила себе власть над Лисом.
— Я тоже так думаю. Непонятно лишь то, почему Марша вообще вышла за него замуж. — Эллери посмотрел вслед удаляющейся паре. — Могла любовь завести так далеко?
— Не знаю. А если знал, то забыл.
— Я бы держал ее на коротком поводке, папа.
— Вели об этом позаботится. Мы будем знать все, что она делает и с кем общается.
— А как насчет Одри, Элис и Эла Марша?
— Их алиби проверят немедленно. — Инспектор поежился. — Я замерз и устал, сынок. Старость не радость.
— Спал всего два часа и жалуется, что замерз и устал! — обратился Эллери к деревьям Центрального парка. — Действительно, одряхлел. Пошли, дедуля, отведу тебя домой и уложу в кроватку.
— И приготовишь горячий пунш? — с надеждой спросил инспектор.
— И приготовлю горячий пунш.
К утру пятницы из офиса судмедэксперта поступил рапорт о вскрытии, а к вечеру была проверена маленькая армия подозреваемых. Одри Уэстон наконец получила роль — правда, не на Бродвее — в пьесе под заманчивым названием «Оргия» и, по ее словам, всю ночь с четверга на пятницу провела дома одна, работая над ролью. Подтвердить это, естественно, никто не мог. Элис Тирни, как выяснилось, находилась в Нью-Йорке, а не в Райтсвилле, остановившись в отеле в центре города в четверг. Она объяснила, что приехала на Манхэттен с целью повидать Эла Марша по поводу завещания Джонни-Би. «Я вела машину, поездка была долгой, поэтому я легла спать очень рано», — сообщила мисс Тирни. Перед сном она пыталась связаться с Маршем по телефону, но безуспешно. (Ее звонок был зарегистрирован в отеле и подтвержден Эстебаном.) Марш провел бурную ночь в городе (согласно отчету, он пребывал в скверной форме). Его компаньонкой была ослепительная шоу-герл, начавшая карьеру на центральном развороте «Плейбоя» и теперь назначавшая свидания миллионерам. Однако на дискотеке, пользующейся дурной славой, она променяла Марша на итальянского кинорежиссера; в пятницу утренние газеты со смаком описывали, как он пробил широким задом турецкий барабан, получив удар правой в солнечное сплетение, после чего Марш в одиночестве продолжил поход по злачным местам. Эстебан уложил его в кровать около половины четвертого. Попытка отследить его курс по барам ночного Манхэттена оказалась весьма неудовлетворительной.