Последняя жертва
Шрифт:
Дульчин. Садитесь! Уж я сказал, что приду.
Салай Салтаныч. Проиграть можно, выиграть нельзя. Какая игра! (Пожимает плечами и уходит).
Средний. Да что ж, не в ноги ему кланяться. Пойдемте, четвертого найдем.
Старый(Дульчину). Мы вас подождем. Мне-то вот уж и не надо бы играть, не надо бы. Проиграю наверное, уж я это знаю: быть бычку на веревочке.
Дульчин. Почему
Старый. Примета есть, сон нехороший видел. Приходите.
Три приятеля уходят в клуб.
Дульчин(Ирине). Извините, я должен буду вас оставить.
Ирина(пожимая плечами). Играть! Неужели игра может занимать вас?
Дульчин. Жизнь наша такая скучная, такая пошлая, а карты производят некоторое волнение; я эти ощущения люблю.
Ирина. Какие это ощущения!… (Потупясь.) Разве нет ощущений, которые гораздо приятнее. (Быстро.) Так вот проиграете же за это.
Дульчин. За что же за это?
Ирина. Что меня оставляете. А во-вторых, кто в любви счастлив, тот в картах несчастлив. (Отходит.)
Глафира Фирсовна. А ты слушай да на ус мотай.
Глафира Фирсовна и Ирина уходят налево.
Дергачев. Ты опять играть? Ох, не советую, Вадим, не советую.
Дульчин. Поди ты прочь! Я люблю игру, вот и все. Мне теперь нужно играть и рисковать… может быть, я и выиграю. Где же я возьму денег? Ты, что ли, мне дашь?
Дергачев. Ну, как знаешь, как знаешь. Конечно, нужно рисковать: ты прав. Вадим, нет ли у тебя двух рублей серебром?
Дульчин. Ты вот только с советами лезешь да денег просишь! И нашел время просить. Я иду играть, а он денег просит.
Дергачев. Здесь нельзя без издержек, а ведь я езжу только для тебя.
Дульчин. Да зачем ты мне?
Дергачев. Ну, все-таки… я хоть посижу подле тебя для счастья… это иногда много значит.
Дульчин и Дергачев уходят в клуб. Прилив публики из клуба.
На авансцену выходят разносчик вестей, москвич и иногородный.
Наблюдатель, разносчик вестей, иногородный, москвич, публика.
Разносчик вестей. Слышали? Здесь две компании кутить собираются!
Наблюдатель. На здоровье.
Разносчик вестей. После в Стрельну поедут, вот бы примазаться.
Наблюдатель.
Разносчик вестей. Да разве не все равно?
Наблюдатель. Нет, не все равно, деньги разные бывают. Прежде покутить любо было. Прежде деньги были веселые, хорошие такие, барские. Где, бывало, кутят, где бросают деньги, туда иди смело. Так и знаешь, что компания хорошая, люди честные, доверчивые, великодушные, бесхитростные, как птицы небесные, которые ни сеют, ни жнут, ни в житницы собирают.
Иногородный. А если ни сеют, ни жнут, откуда же у них деньги были?
Наблюдатель. Деньги им обязаны были доставлять те, которые и сеют, и жнут, и в житницы собирают.
Иногородный. Все это вы верно говорите, вот как есть.
Наблюдатель. А теперь, где кутят, там по большей части дело не совсем чисто; а иногда и прокурорский надзор, того гляди, себе занятие найдет.
Разносчик вестей. Да ведь такую компанию сразу заметишь.
Наблюдатель. Не заметите, мы плохие физиономисты. Читают в газетах: такой-то уличен в подделке векселей, такой-то скрылся, а в кассе недочету тысяч двести; такой-то застрелился… Кто прежде всего удивляется? Знакомые, помилуйте, говорят, я вчера с ним, ужинал, а я играл в преферанс по две копейки. А я ездил с ним за город, и ничего не было заметно. Нет, пока физиономика не сделалась точной наукой, от таких компаний лучше подальше.
Разносчик вестей. Вы скептик, вы мизантроп, с вами разговаривать нельзя, вам лечиться нужно.
За сценой туш. Публика и разносчик вестей уходят в клуб.
Иногородный(наблюдателю). Наша компания не опасная-с, не угодно ли?
Наблюдатель. Не угодно.
Иногородный. Опять-таки не угодно-с?
Наблюдатель. Опять-таки.
Москвич(иногородному). Нет, уж теперь позвольте и мне. Пора и честь знать.
Иногородный. На все ваша воля! Слова не услышите. Я и угощать люблю, и от угощенья никогда не бегаю.
Москвич. Опять туда же? К источнику, в буфет?
Иногородный. Да помилуйте, место какое! Кажется, кабы не жена да не торговля, жить бы туда переехал.
Москвич и иногородный уходят. Слева входят Флор Федулыч и Салай Салтаныч.
Наблюдатель, Флор Федулыч, Салай Салтаныч.
Салай Салтаныч. Редко ездишь, Флор Федулыч. Зачем приехал?