Послы
Шрифт:
Стрезер с невозмутимым видом принял брошенный ему вызов.
— Да, когда вы возвратились, Крошка Билхем успел уже продемонстрировать все, что требуется от джентльмена. Крошка Билхем лгал как джентльмен.
— А как кто вы ему отвечали?
— Ну, — сказал Стрезер, — это часто была номинальная ложь: он назвал их отношения добродетельными. Многое говорило в пользу такого мнения; добродетель обнаруживалась буквально на каждом шагу. Самым баснословным образом. Наконец я получил
— Вижу, вернее, видела, как вы пытались принарядить даже самое добродетель. Вы были удивительны — неподражаемы. Хотя я уже не раз имела удовольствие говорить это вам. Но если хотите знать правду, — с грустью призналась она, — я никогда не могла за вас поручиться, сказать, что у вас на уме. Порой вы казались мне крайне скептичным, порой крайне неуверенным.
— У меня были разные фазисы, — признался он. — Были и взлеты.
— Да, но для всего нужны основания.
— Основанием для меня служило то, что она прекрасна.
— Вы имеете в виду прекрасна внешне?
— Прекрасна во всем. Впечатление, которое она производит. Она так многогранна и при этом так гармонична.
Мария выслушала его с выражением дружеской терпимости, во много раз превосходившей то болезненное раздражение, которое приходилось подавлять.
— Вы, как всегда, исчерпывающе точны.
— А вы, как всегда, переводите на личности, — ответил он добродушно, — но все обстояло именно так. Я заблуждался.
— Если вы хотите сказать, — продолжала она, — что с первой минуты она была для вас самой пленительной женщиной на свете, что может быть проще. Только это странное основание.
— Для того, что я возвел на нем?
— Для того, что вы не возвели.
— Ну, для меня все это не было постоянной величиной. Содержало в себе — до сих пор содержит — столько необычного. Разница в их возрасте, ее принадлежность к другому обществу, другие традиции, связи, другие возможности, обязанности, критерии.
Его приятельница почтительно выслушала перечень всех этих несоответствий. Затем единым духом все перечеркнула:
— Все это равно нулю, когда женщина теряет голову. Это очень страшно. А она потеряла голову.
Стрезер счел справедливым приведенный довод.
— Разумеется, я видел, что она потеряла голову. То, что она потеряла голову, не давало нам покоя. Было главной нашей заботой. Я как-то не мог представить себе ее поверженной во прах. Да еще по милости нашего голубчика Чэда.
— Не явил ли ваш голубчик Чэд подлинное чудо?
Стрезер не стал этого отрицать.
— Разумеется, я обретался в мире чудес, это была фантасмагория. Но суть в том, что по большей части это было не мое дело.
При этих словах его собеседница отошла от него, возможно, вновь со всей остротой ощутив, как мало обнадеживающего для нее самой содержится в его философском отношении к жизни.
— Хорошо, если бы она могла вас слышать.
— Миссис Ньюсем?
— Нет, не миссис Ньюсем. Насколько я понимаю, теперь не имеет значения, что услышит миссис Ньюсем. Мне кажется, она уже слышала все.
— Да, в основном. — Ненадолго задумавшись, он продолжал: — Вы хотите сказать, хорошо, если бы меня могла слышать мадам де Вионе?
— Да, мадам де Вионе. — Мария снова приблизилась к нему. — Она считает, что все обстоит иначе, что вы ее осуждаете.
Он попытался представить себе, как протекало объяснение между двумя этими женщинами, которые занимали в его жизни такое значительное место.
— Она могла бы знать!
— Знать, что вы не осуждаете ее? — договорила за него, так как он замолчал, мисс Гостри. — Сначала она не сомневалась, что вы не осуждаете, — продолжала Мария, поскольку он молчал. — Это казалось ей само собой разумеющимся, как, впрочем, и любой другой женщине в ее положении. Но потом она изменила мнение, она говорила, что вы верите…
— Да?
Любопытство его было возбуждено.
— В возвышенность ее чувств. И она пребывала, насколько я помню, в этой уверенности, пока на днях злосчастная случайность не открыла вам глаза. Эта случайность открыла вам глаза, — продолжала Мария, — так ведь?
— Думаю, она все еще ломает над этим голову, — размышлял он вслух.
— Стало быть, они были закрыты? Ваши глаза? Вот видите! Но раз она по-прежнему, на ваш взгляд, самая пленительная женщина на свете, все остается без изменений. И если вы хотите, чтобы я сказала ей, что она для вас все та же…
Словом, мисс Гостри предлагала свои услуги, она хотела быть ему полезной до конца. Несколько мгновений он тешил себя этой мыслью. Потом ее отбросил.
— Она прекрасно знает, какого я о ней мнения.
— Не слишком благоприятного. Она упомянула, что вы не хотите ее больше видеть. Она сказала мне, что вы расстались с ней навсегда. Она говорит — вы с ней покончили.
— Это правда.
Мария помедлила и, словно для очистки совести, проговорила:
— Она с вами не покончила, она этого не хочет. У нее такое чувство, будто она вас лишилась… При том, что она могла бы дать вам больше.
— О нет. Она дала мне достаточно! — рассмеялся он.
— Она считает, что вы могли бы, во всяком случае, стать с ней друзьями.