Послы
Шрифт:
Он произнес это с милой насмешливостью, которую его поглощенный своими мыслями, не желающий отклоняться от темы гость не воспринял.
— Если я проявил здравый смысл, полагая, что мне понадобится все остальное время… время их пребывания здесь, — продолжал объяснять Стрезер, — теперь мне ясно, почему оно мне понадобилось.
Он говорил серьезно, отчетливо, как лектор, обращающийся к аудитории, а Чэд внимал ему, как понятливый ученик.
— Потому что хотели испить чашу до дна?
Некоторое
— Я справлюсь в банке, куда им теперь переадресовывают письма; утром напишу им о своем решении, которого они, вероятно, ждут. Мой окончательный вердикт будет доставлен им без промедления.
Лицо Чэда, на которое Стрезер вновь устремил глаза, в достаточной мере отражало, как усваивается Чэдом личное местоимение во множественном числе, и Стрезер перешел к заключительной части своей лекции. Он продолжал, как бы говоря с самим собой:
— Конечно, сначала я должен обосновать то, что собираюсь сделать.
— Вы великолепно умеете обосновывать, — заявил Чэд.
— Речь не о том, что я советую тебе не уезжать, а о том, что категорически запрещаю тебе даже думать о такой возможности. Заклинаю тебя всем, что для тебя свято!
— А почему вы думаете, что я способен?.. — удивился Чэд.
— Ты был бы тогда не только, как я уже сказал, законченным негодяем, — продолжал тем же тоном его собеседник, — ты был бы хуже чем преступник!
Чэд посмотрел на него еще внимательнее, словно пытаясь оценить степень его подозрений.
— Не понимаю, из чего вы заключили, что она мне наскучила?
Стрезер сам не до конца это понимал. У восприимчивых натур подобные впечатления рождаются неуловимо, мимолетно, так что невозможно привести в их пользу убедительные доводы. Однако в том, что в ответе Чэда прозвучал намек на пресыщенность как возможный повод для разрыва, Стрезеру послышались зловещие нотки.
— Я чувствую, сколько еще она может сделать для тебя, она сделала далеко не все. Оставайся с нею, по крайней мере, до тех пор.
— И покинуть ее после? — Чэд по-прежнему улыбался, но улыбка его пропала втуне: тон его собеседника стал еще жестче.
— Не покидай ее до.Когда ты получишь от нее все, что можно получить… Надеюсь, ты не понял меня превратно, — добавил он с мрачноватой суровостью. — Я не хочу сказать, что тогда будет самое время. Но поскольку от такой женщины всегда можно еще что-нибудь получить, в моем замечании нет ничего для нее обидного. — Чэд не прерывал его, он слушал с должным почтением, слушал, пожалуй, даже с откровенным любопытством эти намеренно подчеркнутые слова. — Я помню тебя таким, каким ты был когда-то.
— Болван болваном? — Ответ последовал с такой молниеносной
— Во всяком случае, ты едва ли тогда стоил того, что я из-за тебя перетерпел. Сам ты охарактеризовал себя более точно. Цена тебе возросла пятикратно.
— Быть может, этого достаточно? — дерзнул заметить Чэд шутливым тоном, к которому Стрезер остался глух.
— Достаточно? — переспросил он.
— А если я имею намерение жить на проценты с приобретенного капитала? — Но его собеседник по-прежнему не удостоил внимания его шутливый тон, и Чэд без труда этот тон отбросил. — Конечно, я помню, денно и нощно, чем я ей обязан. Я обязан ей всем. Поверьте, — голос его звучал вполне искренне, — она ни капельки мне не надоела.
Стрезер широко открыл глаза: подумать только, в какие слова позволяют себе нынешние молодые люди облекать свои мысли! Всякий раз только диву даешься. Чэд ведь не имел в виду ничего дурного, хотя от него всего можно было ожидать, но он произнес «надоела» так, как если бы речь шла о том, что ему надоело есть в качестве второго блюда жареную баранину.
— Мне еще ни разу, ни на одно мгновение не было с нею скучно, я ни разу не мог упрекнуть ее в отсутствии такта, в чем иногда можно упрекнуть даже самых умных женщин. Она никогда не говорит о своем такте — а женщины этим грешат, даже самые умные, — просто проявляет во всех случаях жизни. Но ни разу не проявляла его в такой мере, с таким благородством, — заключил он для большей убедительности, — как на днях. — И со всей добросовестностью присовокупил: — Она еще ни разу не была мне в тягость.
Стрезер помолчал, потом еще суровее произнес:
— Ну, если бы ты не отдавал ей должное…
— Я был бы отпетым негодяем?
В дальнейшие объяснения по этому поводу Стрезер пускаться не стал — это могло бы завести слишком далеко. И поскольку ему ничего не оставалось, как повторяться, счел за благо произнести вновь:
— Ты обязан ей всем — несравненно больше, чем она могла бы быть тебе обязана. Иными словами, твой долг перед ней безоговорочный. Не допускаю и мысли, что кто-то другой может притязать на это с большим правом.
Чэд взглянул на него с улыбкой.
— Насчет других вам, разумеется, все известно лучше, чем мне: ведь не кто иной, как вы, сообщили мне об их притязаниях.
— Не спорю… я делал все, что было в моих силах, но лишь до тех пор, пока мое место не заняла твоя сестра.
— Она его не заняла, — возразил Чэд. — Да, она пришла вам на смену, однако я с самого начала знал, что ей вас не заменить. Вас никто не может заменить… Это невозможно. Ваше место навсегда за вами.