Посмертные записки Пиквикского клуба

Диккенс Чарльз

– Пожалуй, пополоскаться следует, – ответил мистер Уэллер, намыливая полотенце желтым мылом и растирая лицо, пока оно не заблестело. – Сколько у вас леди?

– У нас на кухне только две, – сообщил мистер Мазль, – кухарка и горничная. Для черной работы мы держим мальчишку и, кроме того, одну девицу, но они обедают в прачечной.

– О, они обедают в прачечной? – переспросил мистер Уэллер.

– Да, – ответил мистер Мазль. – Когда они поступили, мы пустили их за свой стол, но не могли выдержать. У судомойки ужасно грубые манеры, а мальчишка так сопит, когда

ест, что невозможно сидеть с ним за одним столом.

– Молодой бегемот! – заметил мистер Уэллер.

– Ох, какой ужас! – подхватил мистер Мазль. – Это самая плохая сторона службы в провинции, мистер Уэллер, молодые люди – такие дикари. Сюда пожалуйте, сэр, сюда!

Опередив с величайшей вежливостью мистера Уэллера, Мазль ввел его в кухню.

– Мэри, – сказал мистер Мазль хорошенькой служанке, – это мистер Уэллер, джентльмен, которого прислал сюда хозяин и велел принять его получше.

– А ваш хозяин понимает дело и послал меня как раз в надлежащее место, – заметил мистер Уэллер, взглянув с восхищением на Мэри. – Будь я хозяином этого дома, я тоже считал бы, что получше – значит поближе к Мэри.

– Ах, мистер Уэллер! – зардевшись, сказала Мэри.

– Вот как! – воскликнула кухарка.

– Ах, боже мой, кухарка, я и забыл! – сказал мистер Мазль. – Мистер Уэллер, разрешите вас представить.

– Как поживаете, сударыня? – произнес мистер Уэллер. – Очень рад познакомиться с вами и надеюсь, что наше знакомство будет длительным, как говорил джентльмен, обращаясь к пятифунтовому билету.

Когда церемония представления была закончена, кухарка и Мэри удалились в людскую, чтобы там минут десять похихикать; потом вернулись, смеясь и краснея, и сели обедать.

Непринужденность мистера Уэллера и его красноречие возымели столь непреодолимое действие на его новых друзей, что задолго до конца обеда они уже сошлись на короткую ногу и узнали со всеми подробностями о вероломстве Джоба Троттера.

– Я всегда не выносила этого Джоба, – сказала Мэри.

– Иначе и быть не могло, моя милая, – отозвался Сэм.

– Почему? – осведомилась Мэри.

– Потому что уродство и надувательство никогда не могут подружиться с красотой и добродетелью, – ответил мистер Уэллер. – Не правда ли, мистер Мазль?

– Никоим образом, – отозвался этот джентльмен.

По этому случаю Мэри рассмеялась и сказала, что ее рассмешила кухарка, а кухарка рассмеялась и сказала, что она не смешила.

– У меня нет стакана, – сказала Мэри.

– Пейте из моего, моя прелесть, – предложил мистер Уэллер. – Приложите губки к этому-вот стакану, и тогда я могу вас поцеловать через посредника.

– Как вам не стыдно, мистер Уэллер! – сказала Мэри.

– Почему мне должно быть стыдно, моя драгоценная?

– Стыдно так говорить.

– Вздор! Никакой беды тут нет. Это натурально. Не правда ли? – обратился мистер Уэллер к кухарке.

– Не спрашивайте меня, бесстыдник, – ответила кухарка в превеликом восхищении.

По этому случаю кухарка и Мэри снова стали хохотать, пока вследствие совместного действия пива, холодного мяса и смеха последняя едва не задохнулась;

это был устрашающий припадок, от коего она оправилась только благодаря похлопыванию по спине и другим необходимым услугам, которые с величайшей деликатностью оказывал мистер Сэмюел Уэллер. В самый разгар веселья и смеха раздался громкий звонок у садовой калитки; юный джентльмен, который обедал в прачечной, немедленно побежал отворять. Внимание мистера Уэллера было всецело поглощено хорошенькой горничной; мистер Мазль был занят угощением гостя, а кухарка только что перестала хохотать и подносила ко рту огромный кусок, как вдруг дверь в кухне открылась и вошел мистер Джоб Троттер.

Мы сказали – вошел мистер Джоб Троттер, но это выражение не отвечает нашему правилу строго придерживаться фактов. Дверь открылась, и появился мистер Троттер. Он хотел войти и даже собирался это сделать, как вдруг заметил минера Уэллера, невольно отступил шага на два и остановился, взирая на неожиданно открывшуюся перед ним картину и совершенно оцепенев от изумления и ужаса.

– Вот он! – воскликнул Сэм, весело вскакивая с места. – Да ведь мы только что о вас говорили! Как поживаете? Где вы были? Входите!

Возложив руку на шелковичный воротник не сопротивлявшегося Джоба, мистер Уэллер втащил его в кухню, запер дверь на ключ и передал ключ мистеру Мазлю, а тот хладнокровно опустил его в боковой карман и застегнул пуговицу.

– Вот потеха! – вскричал Сэм. – Подумать только, что мой хозяин имел удовольствие встретиться с вашим там наверху, а я радуюсь встрече с вами здесь внизу! Ну, как же вы поживаете и как подвигается дело с колониальной торговлей? Как я рад вас видеть! Какой у вас довольный вид! Истинное наслаждение повидаться с вами, не правда ли, мистер Мазль?

– Совершенно верно, – подтвердил мистер Мазль.

– Какой он веселый! – сказал Сэм.

– В каком прекрасном расположении духа! – сказал Мазль.

– И как он рад видеть нас – от этого встреча еще приятнее, – сказал Сэм. – Присаживайтесь, присаживайтесь!

Мистер Троттер не сопротивлялся и был усажен на стул возле очага. Он поднял свои маленькие глазки сперва на мистера Уэллера, потом на мистера Мазля, но ничего не сказал.

– Ну-с, а теперь, – продолжал Сэм, – в присутствии этих леди я бы хотел спросить просто так, из любопытства, считаете ли вы себя самым милым и воспитанным молодым джентльменом, который прибегает к помощи розового клетчатого платочка и сборника гимнов номер четвертый?

– И который собирается жениться на кухарке? – с возмущением объявила сия леди. – Негодяй!

– И отказаться от дурных навыков и заняться колониальной торговлей? – вставила горничная.

– А теперь я вам объясню, в чем тут дело, молодой человек, – торжественно начал мистер Мазль, распаляясь при двух последних намеках. – Вот эта леди (указывая на кухарку) водит компанию со мной, и когда вы осмеливаетесь, сэр, говорить о том, что откроете с ней колониальную лавку, вы меня раните в самое чувствительное место, в какое только может один мужчина ранить другого. Вы меня понимаете, сэр?