Посмертные записки Пиквикского клуба
Шрифт:
Королевский юрисконсульт писал, когда вошли его клиенты. Он рассеянно поклонился мистеру Пиквику, представленному поверенным, а затем, предложив им сесть, заботливо опустил ручку в чернильницу, покачал левой ногой и приготовился слушать.
– Мистер Пиквик – ответчик по делу Бардл и Пиквик, королевский юрисконсульт Снаббин, – сказал Перкер.
– Я выступаю по этому делу? – спросил королевский юрисконсульт.
– Да, сэр, – ответил Перкер.
Королевский юрисконсульт кивнул и ждал продолжения.
– Мистер Пиквик горячо желал повидаться с вами, королевский юрисконсульт Снаббин, –
– Вполне, – отвечал сей джентльмен.
Королевский юрисконсульт Снаббин раскрыл лорнет, поднес его к глазам и, поглядев в течение нескольких секунд с любопытством на мистера Пиквика, повернулся к мистеру Перкеру и сказал, слегка улыбаясь при этом:
– У мистера Пиквика хорошие шансы?
Поверенный пожал плечами.
– Намерены ли вы вызвать свидетелей?
– Нет.
Улыбка на лице королевского юрисконсульта обрисовалась ясней. Он с удвоенной силой качнул ногою и, откинувшись на спинку кресла, с сомненьем кашлянул.
Эти признаки дурных предчувствий королевского юрисконсульта, как ни были они мимолетны, не ускользнули от мистера Пиквика. Он крепче утвердил па носу очки, сквозь которые внимательно наблюдал те проявления чувств адвоката, которые тот позволил себе обнаружить, и сказал с большой энергией и решительно пренебрегая предостерегающим подмигиванием и нахмуренными бровями мистера Перкера:
– Желание нанести вам визит с такою целью, как у меня, сэр, несомненно, покажется весьма необычным джентльмену, перед глазами которого проходит столько дел подобного рода.
Королевский юрисконсульт старался серьезно глядеть на огонь в камине, но улыбка снова появилась на его устах.
– Джентльмены вашей профессии, сэр, – продолжал мистер Пиквик, – видят наихудшую сторону человеческой природы. Все споры, все недоброжелательство, вся злоба обнаруживаются перед вами. Вы знаете по опыту, изучив присяжных (я отнюдь не осуждаю ни вас, ни их), сколь многое зависит от «эффекта», и вы склонны приписывать другим желание воспользоваться в целях обмана, а также в целях эгоистических теми самыми средствами, характер и целесообразность коих так хорошо вам известны, ибо вы сами постоянно ими пользуетесь с совершенно честными и почтенными намерениями и с похвальным желанием сделать все возможное для своего клиента. Право же, я думаю, именно этому обстоятельству следует приписать вульгарное, но весьма распространенное мнение, что люди вашей профессии подозрительны, недоверчивы и чересчур осторожны. Хотя я и сознаю, сэр, сколь невыгодно заявлять это при данных обстоятельствах, я явился сюда, ибо хочу, чтобы вы отчетливо поняли, что, как сказал мой друг мистер Перкер, я не повинен в той лжи, в какой меня обвиняют, и, хотя я прекрасно сознаю неоценимое значение вашей помощи, сэр, я должен добавить,
Задолго до окончания этой речи, весьма прозаической для мистера Пиквика, – мы вынуждены это отметить, – королевский юрисконсульт снова впал в рассеянность. Впрочем, спустя несколько минут, вновь взявшись за перо, он как будто вспомнил о присутствии своих клиентов. Оторвавшись от бумаг, он сказал довольно раздражительно:
– Кто со мной в этом деле?
– Мистер Фанки, королевский юрисконсульт Снаббин, – ответил поверенный.
– Фанки, Фанки... – повторил королевский юрисконсульт. – Никогда не слышал этой фамилии. Должно быть, очень молодой человек.
– Да, он очень молод, – отозвался поверенный. – Он допущен совсем недавно. Позвольте припомнить... он не состоит при суде и восьми дет.
– А, я так и думал! – сказал королевский юрисконсульт тем сострадательным тоном, каким простые смертные говорят о беспомощном младенце. – Мистер Моллерд, пошлите за мистером... мистером...
– Фанки, Холборн-Корт, Грейз-Инн – вмешался Перкер (кстати, Холборн-Корт переименован теперь в Саут-сквер). – Скажите, я буду рад, если он зайдет сюда.
Мистер Моллерд отправился исполнять поручение, а королевский юрисконсульт Снаббин снова впал в рассеянность, продолжавшуюся до появления мистера Фанки.
Этот младенец-адвокат был вполне зрелым человеком. Он отличался большой нервозностью и мучительно запинался, когда говорил. По-видимому, это не был природный дефект, а скорее результат застенчивости, возникшей от сознания того, что его «затирают» вследствие отсутствия у него средств, или влияний, или связей, или наглости. Он был преисполнен благоговения к королевскому юрисконсульту и изысканно любезен.
– Я не имел удовольствия видеть вас раньше, мистер Фанки, – сказал королевский юрисконсульт Снаббин с высокомерной снисходительностью.
Мистер Фанки поклонился. Он имел удовольствие видеть королевского юрисконсульта; и он, бедняк, завидовал ему на протяжении восьми лет и трех месяцев.
– Вы выступаете со мной в этом деле, насколько я понимаю? – сказал королевский юрисконсульт.
Будь мистер Фанки человеком богатым, он немедленно послал бы за своим клерком, чтобы тот ему напомнил; будь он человеком ловким, он приложил бы указательный палец ко лбу и постарался вспомнить, имеется ли среди множества взятых им на себя обязательств также и это дело; но, не будучи ни богатым, ни ловким (в этом смысле, во всяком случае), он покраснел и поклонился.
– Вы познакомились с документами, мистер Фанки? – осведомился королевский юрисконсульт.
Опять-таки мистеру Фанки следовало притвориться, будто он забыл обо всем, что касается этого дела, но так как он читал те бумаги, какие доставлялись ему по мере развития процесса, и только об этом и думал во сне и наяву в течение двух месяцев с той поры, когда его наняли помощником мистера королевского юрисконсульта Снаббина, то он покраснел еще гуще и поклонился снова.
– Вот это мистер Пиквик, – сказал королевский юрисконсульт, помахивая пером в ту сторону, где стоял сей джентльмен.