Посмотри мне в глаза! Жизнь с синдромом «ненормальности». Какая она изнутри? Моя жизнь с синдромом Аспергера
Шрифт:
В наши дни кажется, что у любого встречного ребенка есть электронная игра вроде «Game Boy» или что-нибудь в этом духе. Но тогда, в конце 1970-х, ничего подобного еще не существовало. Однако наступала новая эпоха. Вскоре после того, как я начал работать в этой компании, мы запустили на рынок первую портативную видеоигру со сменными картриджами. Она называлась «Микровижн».
Игра представляла собой консоль, к которой прилагались сменные картриджи. Внезапно миллионы детей возжелали иметь такую игровую консоль, и весь набор игр, который шел к ней в комплекте – «Боулинг»,
Но в самом начале осени из производственного отдела потекли скверные новости.
– Слыхал про «Микровижн»? – спросил Брэд, один из инженеров, готовивших выход игры на рынок. – Их возвращают просто тоннами, – они дохнут. На завод «Федерал-сквер» вчера заявилась какая-то чокнутая мамаша и закатила сцену, потому что у ее ребенка сломалась наша игра. И на сборочном конвейере тоже черти что – уйма устройств с дефектами.
Особой тревоги в голосе Брэда не было. Ведь происходящее прежде всего затрагивало производственный отдел, а мы-то были разработчиками, вели опытно-конструкторские работы.
Но на заводе все очень обеспокоились и забегали. Надвигалось Рождество, поэтому оборот производства неуклонно наращивали, чтобы выпустить как можно больше экземпляров именно этой консоли, и скорость образования дефектов подскочила – консолей с браком обнаруживалось все больше. За считанные недели процент производственного брака поднялся с 5 % до 60 %, небывалое дело. Руководство ударилось в панику. Ведь заказов поступило на миллион экземпляров консоли, не меньше, и получалось, что выполнить все заказы не удастся. Словом, сбывался худший из кошмаров производителя игрушек.
За все сто лет существования компании такое приключилось впервые. Ведь, естественно, складные головоломки-паззлы и шахматы никогда не ломались. В компании Мильтона Брэдли электронные игрушки были новой разработкой. Старая гвардия с ностальгическими вздохами вспоминала благословенные времена, когда «новый продукт» означал, что в новой партии шахмат вместо черных клеток будут синенькие.
Первыми попытались принять меры инженеры-технологи и отдел контроля качества. И оба зашли в тупик. Руководство было в отчаянии, стучало кулаками по столу и топало ногами, и, наконец, решило обратиться к «чудикам из отдела разработки». Начальника нашего отдела вызвали к руководству, и он заявил: «Я знаю, кто вам нужен. Он занимается аналоговой техникой и сможет посмотреть на все это свежим глазом».
Таким-то образом мне поручили новую работу. Я начал читать литературу по производству. Потом – по контролю качества. Иногда я засиживался до часу ночи. А еще я задавал вопросы:
– Что
– Ничего.
– А в тестировании и отгрузках?
– Тоже ничего.
– Может быть, сейчас сборка идет из деталей, которые чем-то отличаются? Может быть, нам досталась бракованная партия?
– Нет. Мы закупили пятьдесят тысяч наборов деталей еще той весной, и до сих пор не израсходовали запас.
Облом. Опять мимо.
Вернувшись в лабораторию, я обсудил положение дел с Бобом, который работал в проектировочном отделе. Мы уже начали носить на работу галстуки и спортивные куртки. Предполагалось, что инженеры носят галстуки, а технологи – нет. От нас ожидалось, что мы будем одеваться, соблюдая стиль «молодых администраторов», но мы слабо себе представляли, что под этим подразумевается. Вернее, наши представления об «администраторском стиле» сильно расходились с представлениями начальства.
Мы, конечно, пришли в эту компанию, чтобы разрабатывать разные устройства; но, по нашему мнению, мы должны были получать здесь удовольствие и всячески развлекаться. Мы были здесь, чтобы ухлестывать за девушками из отдела приемки и художественного оформления. А вот наше начальство, наоборот, было здесь, чтобы работать и только работать. Точнее, оно было здесь, чтобы заставлять вкалывать нас. Именно так мы понимали слово «руководство»: это те, кто заставляет вкалывать других. И этими «другими» оказались мы.
Задачка с игровыми консолями сулила много мороки, и мне это было не по нутру.
– Может, кто-нибудь устроил саботаж конкретно с этой игрушкой? Такое возможно? – спросил я.
Боб скептически хмыкнул. Он проработал на производстве дольше, чем я, лучше знал эту сферу, и, по его словам, обстановка у нас была самая мирная.
– Сомневаюсь, чтобы кто-то портил эти игровые консоли нарочно, – сказал Боб. – Сколько захожу в сборочный цех, там уже больше ни драк, ни свар, ни кровищи на полу – ничего такого.
Я навострил уши и задумался. «Уже больше ни драк, ни свар» – как это понимать? Боб подразумевает, что раньше там были драки и дело доходило до кровопролития? Видимо, да. Вот почему я в цех не совался.
Меня начала точить тревога. К этому моменту на производстве ежедневно списывали сотни сломанных и не желавших работать игровых консолей «Микровижн», и руководство достигло следующей стадии: оно было уже не в панике, а в ярости. Фирма терпела убытки. Но я знал, что разгадаю загадку. Точнее, надеялся, что смогу ее разгадать. А если сам не справлюсь, то есть другие сотрудники.
Мне требовалась помощь. Я снова позвонил Бобу. Он предложил встретиться и все обсудить. Встречу мы назначили через несколько часов.
К назначенному времени я уже был на месте, расхаживал туда-сюда и то и дело поглядывал на часы. Я нарочно гнал машину, чтобы успеть вовремя, и вот теперь ждал, но Боба все не было и не было.
Я заходил быстрее. Мне уже казалось, что вся тяжесть мира легла мне на плечи. Мобильных телефонов в те времена не было, позвонить Бобу я не мог, и оставалось только ждать.