Посмотри в глаза чудовищ. Гиперборейская чума. Марш экклезиастов
Шрифт:
– Значит, так: в каком-то смысле можно сказать, что дело мы завершили. Я точно знаю, что Сережу Коростылева прямо и непосредственно, своей рукой, зарезал шаман, который только что кривлялся перед нами. Я точно знаю, что к этому убийству причастен Ященко, или Яценко, или как его теперь звать… со своими вудуистами, сатанистами, хрен, перец… не разберешь. Я точно знаю, что это Ященко убил Скачка и пытался убить меня – просто так, чтобы не мельтешили. Наконец, я точно знаю, что сами по себе они ни черта не значат и работают на кого-то другого…
Он
– И не за деньги, гады. И не за страх. За что-то обещанное. За что-то очень большое…
И тут заверещал и замигал зеленым глазком телефон. Сильвестр взял трубку:
– Слушаю. Ну… Чего надо? Обслужить? Обслуживаю: сосешь ты болт, в натуре, понял? Сеанс окончен…
Он выключил трубку и развел руками:
– Секс по телефону им подавай…
Доктор оглушительно захохотал. Крис досадливо поморщился.
– Теперь о другом, – продолжал он. – Наши гости из прошлого – и проездом из будущего – утверждают, что этот хренов шаман каким-то боком причастен к грядущему распаду России, новой гражданской войне и в итоге – иностранной оккупации. Он – и еще три десятка личностей, имена и должности которых им сообщил в две тысячи двадцать восьмом году некий аналитик из Сопротивления. Я лично не знаю, можно ли доверять этому аналитику, поскольку… Давайте сейчас пойдем спросим кого-нибудь: кто во всем виноват? Нам такого наотвечают, эпическая сила… Так и здесь: насколько этот аналитик владеет информацией, насколько способен к анализу… извините за тавтологию. Тем не менее…
– Тут это… – встал хронолетчик с лицом из запчастей, Терешков. – Пару слов можно? Дело в том, что список-то… в общем, вы его нам и передали. Через тридцать лет.
И сел.
– Коллизия, – тихо сказала Хасановна.
– Я? – не поверил Крис. Видно было, что он по-настоящему растерялся.
– Да, – кивнул второй хронолетчик, Марков. – Ну, вы постарше выглядели, конечно. Сильно постарше. Но узнать можно. И звали вас…
– Дедом звали, – прогудел Терешков.
– Это надо запить, – веско сказал Сильвестр. Он встал и пошел к бару.
– Ух ты! – вдруг подскочила Ираида. – Крис, ведь получается что? Ты из будущего отправил сам себе послание! Ребята, именно так!..
– И чему тут радоваться? – сказал Крис. – Это ж не поздравительная открытка…
До Ираиды дошло мгновенно. Она в ужасе прикрыла рот ладонью и съежилась.
– Секунду, – сказал доктор. – Ребята, тот Дед, который передавал вам список, – он велел передать его нам?
– Нет, – сказал Марков, и Терешков подтверждающе покивал.
– А зачем это ему надо было? – вяло сказал Крис. – В смысле мне. Если знал, что они так или иначе попадут сюда…
– Ерунда, – сказал доктор. – Если ты считаешь, что встреча была предопределена, то просто нет смысла пытаться что-то изменить. А если знаешь, что события изменяемы, – тогда примешь меры, чтобы письмо пришло по адресу.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Что письмо попало тебе в руки случайно.
– Еще не попало, – напомнил
– Да, действительно, – сказал Крис. – Ребята, прямо сейчас – продиктуйте этот список. На всякий случай. Хасановна…
Но Хасановна уже сама раскрыла сумочку, выложила, чтобы не мешал, свой «браунинг ь2» с серебряной пластинкой на рукояти и достала блокнот с карандашом.
– Слушаю, – сказала она скрипучим голосом, и вдруг погас свет.
Хасановна деловито вынула из кармана фонарик, щелкнула кнопочкой. Пятнышко света, созданное подсевшими за эту ночь батарейками, было маленькое и тускло-желтое, но писать позволяло.
– Слушаю, – повторила она.
– А может, не надо? – с сомнением сказал Терешков. – Мы бы сами тут… потихоньку…
– Терешков, это тебе не диспут «Может ли комсомолка отказать товарищу?» Сами вы тут не сможете ни черта. Вы не знаете и не понимаете…
– Есть еще одно соображение, – сказал Крис, – но я не готов его сформулировать. Впрочем, это сведется все к тому же: не сможете ни черта.
– В конце концов, что мы теряем? – пробормотал Марков. – Ладно, Дора… – Он задержал дыхание и продолжил: – …Хасановна …пиши. Значит, номером первым идет…
В дверь заколотили – кулаками, локтями, коленями: «Соня, Сонечка, открой скорей! Открой, это я, Макаровна! Мать помирает, надо «Скорую»!..»
Сильвестр в два шага достиг двери. Хасановна сопроводила его дохлым лучом фонарика. Щелкнул замок. Ворвалась кругленькая растрепанная женщина в халате.
– Ой, телефон, телефон, телефон?! Она упала, не дышит…
– Телефон? – ахнул Сильвестр. – Так он у нас – на электричестве… где-то старый аппарат валялся…
– Ведите к больной. – Доктор был уже у двери. – Ведите, быстро.
Хасановна с фонарем и пистолетом бежала рядом.
В душных нафталинно-камфорных недрах соседней квартиры слышался частый стук. У самого порога на полу растянулась крупная костистая старуха. Голова ее была откинута, грудь екала. Чем-то твердым старуха судорожно колотила по полу.
– Что-нибудь острое, – сказал доктор. – Нож, ножницы, стамеску…
Старухина дочь всплеснула руками и закружилась на месте.
– Подойдет? – И Хасановна наборной рукояткой вперед протянула узкую финку.
– Более чем… Светите сюда.
Доктор встал на колени, приставил острие ножа чуть ниже гортани, обтянутой пергаментной кожей, ударом ладони по рукоятке ножа – пробил трахею. Повернул слегка нож. Воздух со свистом рванулся в легкие.
– Хозяйка! Принесите заварочный чайник! – И, когда чайник на дрожащих руках прибыл: – Крис. Слушай внимательно. Аккуратно отбей носик, ополосни этот носик коньяком и принеси сюда. И еще – найдите где-нибудь пару бинтов…
Несколько минут спустя старуха дышала через фаянсовую трубочку. Доктор одной рукой раскрыл ей рот, пальцы второй засунул поглубже и сосредоточенно там копался. Потом сказал: «Опа!» – встал и пошел в ванную.