Посмотри в глаза чудовищ. Гиперборейская чума. Марш экклезиастов
Шрифт:
Два месяца спустя галера бросила якорь в гавани Солдайи.
Очень немногое из архивов тамплиеров попало тогда в чужие руки. Разве что шкатулка с географическими картами, которую, польстившись инкрустацией, упер хозяин постоялого двора кривой Джакопо. Недаром же острые на язык французы тогда уже придумали глагол «сгенуэзить»: Всплыла шкатулка полтора века спустя в самой Генуе, и приобрел ее некий дон Кристобаль Колон…
Последствия этого Орден ощутил в конце пятнадцатого века, когда богатства, хлынувшие из Нового Света, обесценили золото по всей Европе
Дон Халиль погиб весной тысяча триста пятнадцатого года в схватке с какими-то очень странными пиратами, которые взяли галеру на абордаж, убили капитана, вынесли все, что могли, из его каюты – и отбыли, даже не притронувшись к бесценному грузу слитков столетней хорезмской стали:
Весть об этом иноку Софронию принес рабби Лёв, гость дона Халиля, а вернее – хаджи Джалала, путешествовавший вместе с ним.
Связи с Каббалой еще только устанавливались…
Инок Софроний, оставшийся единственным фундатором, перенес резиденцию Ордена из Тавриды в небольшой русский городок, затерявшийся за Муромскими лесами. И проживи Иван Калита хоть сто лет, не накопить бы ему без иноковой помощи средств, достаточных для воздвижения державы. «И кто ж то знал, что Москве царством быти, и кто ж то ведал, что Москве государством слыти?» Один Софроний и ведал…
Когда мятежник Мамай шел на север, чтобы дань великую взять и пойти законного царя Тохтамыша воевать, на пути его встало войско Русского улуса и подоспевшие конные сотни царя. В великой сече мятежник был повержен и бежал. Среди тех, кто последними отстал от бегущих и поворотил коня, был и Софроний, ратник черной сотни…
Догнать он Мамая не догнал, но пометил, и был с тех пор Мамай не жилец.
Ордену уже виделась раскинувшаяся меж четырех океанов империя чингизидов, воспрянувшая после ужасов гражданской войны, мирная и могучая, справедливая и веротерпимая, объединившая сто царств и тысячу языков – новая Лемурия…
Но враг не дремал. Всего через два года Тохтамыш, проявивший даже по восточным меркам чудовищную неблагодарность и внезапное помрачение рассудка, сжег Москву. Никто не мог объяснить потом причин этого: И начался с той поры распад Большой Орды, продолжавшийся неостановимо сто лет.
На костях ее вставало Русское царство.
5
В нашем мире позвольте мне иметь мир собственный, чтобы быть проклятым и спасенным с ним вместе.
– Опасно рядом со мной делается, – сказал Николай Степанович, – так что уж не обижайся: жить буду в гостинице.
– Может, он просто так помер? – спросил Коминт задумчиво. – Может, он сроду сердечник был? У нас вот в труппе…
– В том-то и дело, что все может быть. Абсолютно все. Поэтому надо быть готовым к худшему. Может быть, даже залечь на матрацы, как говаривал один мой чикагский приятель…
– Ну, не знаю…– Коминт
– Вот именно, – Николай Степанович достал папиросу, продул – и весь табак вылетел ему на колени. – Какую дрянь стали делать… Спятить очень легко.
Когда я был зеленым и сопливым, мне мерещилось даже, что звери в зоопарке располагаются в клетках не абы как, а образуют связную цепь символов. И понадобилось очень много времени. чтобы научиться понимать, где скрытый смысл наличествует, где – вероятен, а где его быть не может принципиально.
Он достал, наконец, пригодную папиросу и закурил. Доносился грохот костяшек по столам: доминошники открывали сезон козлиной охоты.
Снег уже сошел весь, и кое-где обозначилась живая трава. Солнце грело по-весеннему. И, как всегда весной, было немыслимо грязно и мусорно во дворе…
– И что же теперь будем делать? – Коминт прищурился и стал смотреть куда-то мимо всего.
– У нас две мишени: Каин и Дайна Сор. Надо подумать, с кого начать.
– По логике вещей – с бабы, конечно. Бить надо в голову.
– Я очень сомневаюсь, что она – голова. Скорее, что-то не выше пояса. Жаль, не догадался спросить, сколько голов может быть у мангаса. Тогда бы хоть звание знали: сержант она или полковник. Но не генерал, это я чую. И потом: случай с Вовчиком меня беспокоит. Вдруг это у них свойство такое, у этих мангасов…
– Никак не могу поверить, – сказал растерянно Коминт. – Вот слышу, понимаю, а поверить все равно не могу.
– Хорошо у них пропаганда поставлена, – согласился Николай Степанович. – По-настоящему. Чтобы – знать, понимать, видеть, осязать всей шкурой – и все равно не верить. Куда там Орвеллу.
– Кому?
– Орвеллу. Писатель был такой английский.
– А-а… Тоже насчет ящеров писал?
– Нет, насчет пропаганды.
– Ясно. Значит, начать придется с Каина. А Ильи нет. Гусар, ты сможешь без Илюхи Каина узнать?
Гусар закрыл и снова открыл глаза. Он лежал на солнцепеке, пристроив морду на скрещенные лапы.
– Можешь…– Коминт вздохнул. – Полдела сделано, осталось уговорить Рокфеллера. В смысле: найти этого гада. Как думаешь, Степаныч, он тоже из ящеров?
– Нет. Думаю, он при них что-то вроде полицая из местного населения. Заодно и свой интерес блюдет. И даже, пожалуй, больше свой, чем ящеровский. Как, собственно, и подобает полицаям.
– Н-да… Начать искать, очевидно, надо с того места, где мы его потеряли?
– Искать, не искать… Однако побывать там, под землей, нам придется. Вряд ли это что-то практическое даст, но и оставлять такое белое пятно в тылу не годится.
– Тогда, может, сейчас и пойдем?
– Лучше вечером. А то и ночью. Днем такие места обычно пустуют, а к темноте туда могут сползтись всякие твари. Нас же, сам понимаешь, именно твари и интересуют более всего…
Гусар встал.
– Ашхен идет, – сказал Коминт.
Торопилась Ашхен. Издали она казалась совсем молоденькой.