Посмотри в глаза чудовищ. Гиперборейская чума
Шрифт:
— Сурмяж говеный, — чуть не всхлипывая, сказал дед. — Какой, однако, морок распустил! Я уж спужался малехо — ну, думаю, кондобье девчонке пришло, опоил ее аспид вонький…
Ираида протянула руку и потрогала деда. Потом — перевела взгляд на барона.
— Вы — здесь? — с трудом проговорила она. — Как?
— Чудом, можно сказать, — послышался сварливый голос Хасановны. — Уезжаете внезапно, а куда — узнавай потом…
— А Иван?
— Здесь твой Иван, здесь, — сказал подошедший
Но большой уверенности в голосе не было…
Коломиец меж тем стоял, нависая над Ященкой, накрепко прикрученным к раскладушке. Долго всматривался. Здоровенная гуля на лбу. И это единственное изменение на лице с тех пор… сколько прошло?
Тридцать один год.
…Это была его первая командировка в Африку, как бы переводчиком в Тунис, а потом вдруг неожиданно — ночью в самолет, восемь часов в воздухе и посадка в шибко братском Египте, маленький аэродром и военные палатки. Учебные сборы по новым средствам ведения допроса…
Преподаватель показывался лишь в маске, но уж слишком мал пятачок, и время от времени то в сортире, то еще где мелькало новое лицо. И фамилию как-то узнали: Яценко. Да и как не узнать: разведка…
Допрашиваемому вкалывали под кожу из шприц-тюбика мутную белесоватую взвесь, и через несколько часов он начинал тупо отвечать на все вопросы и выполнять все требования. Главное здесь заключалось в том, чтобы правильно вопрос формулировать и правильно понимать ответ. Или давать предельно четкие задания.
У этого метода допросов был один существенный недостаток: тот, кому делали укол, никогда больше не приходил в себя. Состояние его усугублялось, и через три-пять дней он забывал, что нужно дышать. Если сидеть рядом и напоминать: вдохни! выдохни! — то можно было бы, наверное…
Неужели и с Иваном будет так, как с теми арабами, продавшимися израильтянам?
Или — придумал, скользкий гад, противоядие?
Доктор был почти мертвый. Зеркальце чуть запотевало, поднесенное к сухому рту. И это все. Коломиец видал достаточно покойников, чтобы не усомниться: это покойник.
Присутствие нескольких тихих бабулек в платочках усугубляло это впечатление.
Крис утверждал обратное: жив и даже как-то более жив, чем обычно. Но сделать он ничего не мог.
Ященко, скотина…
Убить бы, да нельзя.
Как бы отвечая на эту мысль, лежащий вздрогнул и попытался поднять руку. Потом — распахнул глаза.
— Ты кто? — спросил он сипло. — Курсант? Почему здесь?
— Опыты будем делать, — мрачно сказал Коломиец. — Угадай с трех раз, над кем…
Подошел стремительно Крис. Оскалился — сам, наверное, не замечая того.
— Антон Григорьевич? Узнаете меня?
— В-вулич?
Глаза его, только что туманные, вдруг вспыхнули и округлились.
— Хорошо, что узнаете. Будет легче объясняться. Хочу сразу сказать: мне от васничего не нужно. Мне нужны просто вы сами. Ин корпоре. Понятно, эпическая сила?
— Не очень. Но, может быть, пойму.
— Вы убили Сергея Коростылева?
Антон Григорьевич несколько секунд молчал. Должно быть, вспоминал.
— Да… в определенной мере… Да, я. Это была ошибка. Трагическая ошибка. Я готов… возместить, искупить… Что угодно. Понимаете? Что угодно.
— Понимаю. А Скачкова что — тоже по ошибке?
— Скачков… Он угрожал мне. И ничего другого не оставалось… Ну, поймите: он угрожал мне! Он сам хотел меня убить.
— Деньги не взял, значит?
— Не взял…
— А вы его этим… чемоданчиком?
— Каким чемоданчиком? А, вы имеете в виду «бормотало»… Нет, есть кое-что получше. Желаете ознакомиться?
— Попозже. Лучше поговорим.
— О чем?
— О вас. И хочу предупредить… — Крис продемонстрировал пленнику его пистолет. И шприц-тюбик, прихваченный наугад из лаборатории в подполье.
— Спрашивайте, — поморщился Ященко. — Только дайте в клозет сходить…
— Может, еще девочек, самолет в Бразилию и десять миллионов баксов? В баночку пописаете.
— Вулич, будь ты человеком. Я ж тебя не…
— Вопрос закрыт. Жень, отвяжи ему только одну руку — да не совсем, а так, чтобы не мог пассы делать.
— Глупость какая! Средневековье!
— Разумеется. В «Entonnoir du sang» разумные люди тоже не верят. И в упо-упо. Дикарские обряды… Правда ведь?
Ященко долго молчал. Возился полусвободной рукой с ширинкой, мочился в подставленную баночку…
— Значит, вам нужно противоядие, — сказал он наконец. — Не понимаю, как я мог промазать… Я даю вам его — и мы расходимся. Идет?
— Нет. Вы нам его все равно дадите — в ряду прочего. Даже не знаю, почему я не ставлю вам укол сразу, без болтовни. Ведь без укола вы можете наврать, а так — расскажете всю правду. Жень, твое мнение?
— Наврет, — веско сказал Коломиец.
— Не навру, — торопливо сказал Ященко. — Какой мне смысл врать?
— Чтобы выкрутиться. Так вот: выкрутиться вы не сумеете.
— Не понимаю, зачем тогда… А, впрочем, ладно. Пойму по ходу. Не будем терять времени, у нас у всех его почти не осталось. Что вы хотите узнать?
— Все, — сказал Крис. — Но сначала — противоядие.
ИЗ ЗАПИСОК ДОКТОРА ИВАНА СТРЕЛЬЦОВА