Посмотри в глаза чудовищ. Гиперборейская чума
Шрифт:
Женщина несколько раз провела ладонью по столу — словно раскатывала невидимое тесто.
— Это не кража, — сказала она твердо. — Это эвакуация. Спасение того, что можно спасти. Какое будущее, о чем вы…
— Мы там были, — сказал Марков. — Оно не слишком приятное, но оно есть.
Она отмахнулась:
— Вы не понимаете ничего. Когда время повернет вспять… не останется никого. А это будет уже скоро. Через двадцать лет или через сто — какая разница? Все равно — очень скоро. Поэтому надо успеть… а вы мешаете.
— Расстрелять, — подсказал Терешков-старый.
— Наподобие. Просто — оставить за чертой. Но и так будет слишком много темных пророков, зачем еще и вы? Отправитесь в Гиперборею — но без комфорта. В трюме. В товарном вагоне. Сюда-то вы в нем и прибыли? Ну вот… Стас, к грузчикам их, — кивнула она розовомордому. — И распорядись: пусть начинают таскать гробы. Еще два эшелона — и отправляемся…
Стретта: До могилы!..
ИСПОЛНЯЕТ СЕРЕЖА ДОВГЕЛЛО
Он с презрением смотрит на любые часы: ходики с кукушкой, брегеты с репетиром, солнечные в саду, каминные с изображением знаменитого мореплавателя Дюмон-Дюрвиля, напольные, от боя которых дрожит вся усадьба. Сережа знает, что никакого времени на самом-то деле не существует!
Так что поэт Батюшков вовсе не был безумцем, когда на вопрос: «Который час?» — отвечал: «Вечность…»
Вечность, господа. И более ничего.
Неверморррр…
Воронов в Сабуровке нет, но во множестве летают серые вороны. Они мельче, но ничуть не менее зловещие.
Дядя Илья привез из Петербурга черного котенка. Он говорит, что к следующему Рождеству из него вырастет огромный котофей. У кота желтые глаза и белое пятнышко на горле.
Лед на пруду сошел, но вода остается неподвижной, и не хочется, как прошлым летом, пробежаться по горячим доскам купальни и плюхнуться туда, хотя кузены делают это с прежним удовольствием.
Отражение дома в пруду кажется более отчетливым, чем сам дом.
Кузены ищут клады, изучая какой-то обрывок козлиной кожи, найденный на чердаке. Это детское занятие, недостойное настоящего сыщика. В промежутках между поисками кладов они еще играют в индейцев.
Огюст Дюпен — вот единственный, кто нам сейчас по-настоящему нужен. Потому что в Сабуровке свершилось преступление!
Дюпену было хорошо. У него был свой негр Юпитер, а у Сережи — только кобыла Аврора. От нее мало помощи в расследовании.
Дюпен, Дюпен… Или хотя бы аббат Фариа. Не нужно быть гениальным. Но — просто очень внимательным. Все события произошли, все злодеи и герои здесь, перед нами (кроме бабушки!) — и ничего не происходит.
Как доказать, как? Ведь Сережа все знает.
Но на этот раз ему не поверят. Потому что подумают: он говорит так, потому что не любит Эшигедэя.
А за что его любить? Во-первых, он притащил с собой призраки. Раньше можно было с кузенами дурачиться и пугать друг друга, наверное зная, что никаких призраков нет, а теперь…
Вдруг из-за угла высунется такое…
Во-вторых, он пугает горничных. Они все боятся его до икоты, но ничего не могут объяснить, хотя дедушка спрашивал добром.
А главное, он убил Эмира. Никто не знает, что Эмир умер не просто от старости. То есть от старости, но не просто.
Собаки ненавидели Эшигедэя, а кошки любили. Стоило ему подойти к псарне, как начиналось хоровое вытье. Псарь Никита шугнул однажды калмыка из своей вотчины, и тогда тот сделал так, что вышло, что Никита украл щенков Лизетки и пропил их. А никаких щенков у Лизетки не было!
Кузенам Эшигедэй нравится. Они считают, что таким и должен быть настоящий индеец. А он боится запечных тараканов. И серебра. Специально для него ставят стальной прибор на стол. А еще он разговаривает с мышами.
А Эмиру он что-то налил в миску с водой. Сначала он пытался бросать ему косточки и куски мяса, но Эмир от него не брал. А с водой — не разобрался. И стал стариться, стариться, седеть. Глаза у него выцвели и выпали зубы. И Никита увел его в лес и там застрелил.
Потом Никиту ни за что выпороли. Но это я знаю, что ни за что, а даже сам Никита думает, что за щенков. Которых не было сроду.
Эшигедэй умеет показать то, чего не было.
И только Сережа знает, что он чисто говорит по-русски. С ним, с Сережей. Но говорит такие ужасные вещи, что их не рассказать даже отцу Георгию…
Нет, он не признался, что убил бабушку. Но Сережа знает, что это он. Он сделал что-то такое же, как и с Эмиром. Только другое. И бабушка не состарилась, а сгорела.
Как и тунгусская царица. Его мать.
Если бы бабушка осталась жива, она просто не пустила бы Эшигедэя на порог. То же подтверждает и вся дворня: «Да ежели бы Александра Сергеевна жива была, да разве ж такую образину пустила б на порог?» Как говорили древние римляне: «Хочешь знать, кто виноват, — ищи, кому выгодно». А теперь он потребует и наследство…
«Он теперь и баричей изведет…» — это Сережа слышал от Никиты.
Как Яго. Так его теперь Сережа и будет звать про себя. Эшигедэй — Яго-бабай. Звучит почти одинаково.
Все несчастья происходят не просто так…
…И у него была возможность это сделать! Он мог прийти в раньшее время и налить под елку петролея, принесенного из будущего. Или чего-то еще. И обвести елку особым кругом, который нельзя пересекать…
А Сережа-то грешил на порох, спрятанный кузенами!