Пособие для начинающих шантажистов

Потанина Ирина Сергеевна

– Правды, – сухо ответил Жорик.

– Тьфу! – Клюшка принялся колотить в дверь, – Я из-за этой его фразы столько денег в своё время попалил, чтоб дело закрыть. Правды он хочет! Или врёт, или дурак.

Жорик открыл кабинет и посторонился, впуская нас внутрь. Кошка, закинув ногу на ногу, восседала на подоконнике, нервно курила левой рукой, правая была пристегнута к батарее самыми настоящими наручниками. При нашем появлении она даже не шелохнулась, глянула в глаза Клюшке, фыркнула презрительно: «Вон до чего довёл!», и отвернулась.

– Она что, по-твоему, может сбежать? – сухо поинтересовался Николай, – Зачем наручники?

– Для пущего эффекта, – Жорик обвел присутствующих глазами, – Что? – он наткнулся на моё явное неодобрение, – Что вы все на меня так смотрите? Всем этот Александр мешает, всем поперек горла стоит, а, дабы следствию помогли, приходится вас к стенке припирать и наручниками к батарее приковывать. Глядите на меня, как на мучителя, – он протянул Кошке ключ, та жадно вцепилась в спасительное колечко, – Что ж, пусть по вашему, без насилия. Только вот сейчас она освободится, – Жорик смотрел прямо мне в глаза, – Побежит, отзвонится преступнику, расскажет

о происходящем и будет дальше всю жизнь ему потакать, трясясь от страха. И это будет лично твоя, Катерина, вина. Твоя и твоих выразительно осуждающих глаз.

– Не стану я ему ничего докладывать, – пообещала Кошка, с благодарностью глянув на меня. Потом снова насупилась, повернулась к оперу, – Но и против него открыто не выступлю. Ни при каком раскладе.

С этими словами Лера освободила запястье от наручников, как-то совсем по-детски растеряно огляделась, потом соскочила с подоконника, бросилась шефу на шею и отчаянно разревелась, зачем-то пряча голову под отворот Клюшкиного пиджака. Я ошарашено отвернулась. Вот вам явное доказательство женского непостоянства, то холодное презрение во взгляде, то такая любовь…

– Кто-нибудь объяснит, что происходит, а? – Клюшка гладил секретаршу по волосам, но смотрел при этом на опера.

Рассказывать принялся Жорик. Поначалу из его монолога, постоянно прерываемого всхлипами и уточнениями главной героини, ничего невозможно было понять. Но потом Кошка перестала мешать, и Георгий поведал нам нижеследующее.

Кошка, точнее Валька, как её звали в детском доме из-за имени Валерия, росла в весьма нестандартных условиях. Отца она никогда не видела, мать, простой советский инженер, была однажды неожиданно уволена с работы за какую-то мизерную провинность и не смогла смириться с несправедливостью, принесшей нищенское положение и необходимость идти на черные работы. Вскоре после увольнения женщина умерла в больнице для душевнобольных. Вальке было семь лет. В долгожданный первый класс она в тот год так и не пошла. Их с братом отдали в детдом, а квартиру, где они жили, – начальнице маминого отдела. Брат Александр был единственным, кто проявлял хоть какую-то заботу о Вальке. Он ушел в колонию за вооруженное ограбление, когда Вальке исполнилось 16 лет. Ограбить он пытался бывшую начальницу матери. Окончив школу, Валька без сожаления покинула родной детдом и, поверив, что «молодым везде у нас дорога», отправилась скитаться по большим городам с целью найти работу, поступить в училище или даже в ВУЗ, твердо решив любой ценой втиснуть свою бедовую жизнь в общепринятую колею. Девушка она была толковая, красивая и приятная в общении. Ей охотно помогали. Вскоре Валька осела в нашем городе, представлялась Валерией, училась на заочном в педагогическом институте, работала секретарем в одном крупном кооперативе. Собиралась замуж за своего шефа. После того, как тот разведется, разумеется. Шеф был много старше её, компенсировал отсутствие молодости толщиной кошелька и добрым отношением. Именно он «вывел в свет» нашу Кошку. И тут внезапно объявился Александр. Втянувшись в благополучную жизнь, Валерия как-то и думать забыла об отбывающем наказание брате. Но Санька о ней помнил. Ругал, что не писала. Обиделся жутко, узрев, в какой роскоши живет Валька. «Хоть бы к праздникам передачки б посылала. Я уж не говорю на жисть» Лере стало стыдно. Она «за свои» сняла Саньке комнату в коммуналке, пыталась найти ему работу, поддержать. Поселить брата у себя, в квартире, которую оплачивал и регулярно посещал шеф, Лера не могла, за что постоянно выслушивала от брата массу упреков. Вскоре Санька познакомился с местной «братвой». Стал хорошо зарабатывать. На время исчез с Лериного горизонта. Потом объявился. Угрозами и уговорами, сделал Санька сестру своей наводчицей. Она ведь через шефа и в гостях у многих бывала, и по работе с кучей народу сталкивалась. Когда Саньку и его ребят снова посадили, Валька избежала уголовной ответственности только благодаря деньгам шефа. Тот в тюрьму сесть не дал, но простить – не простил. Полностью снял с материального обеспечения и морального довольствия. Валька проживала потихоньку сбережения (откладывать «на черный день», как и все детдомовские, была приучена с детства), переехала в коммуналку, ушла из института, распродала шмотки и драгоценности. А потом узнала, что беременна. Шеф ребенка признать отказался: «мало ли с кем ты там, в этой шайке, снюхалась, чего это я должен отвечать», но деньги периодически подбрасывал. То ли все-таки понимал, что ребенок его, то ли просто жалко ему Вальку было. Когда Санька снова вышел, он нашел сестру совершенно опустившимся, пьющим и еле сводящим концы с концами существом. Единственным обстоятельством, из-за которого Лера до сих пор не вскрыла вены, была необходимость заботиться о ребенке. Сына Валька любила больше всего на свете. Брат сильно изменился, причем явно в лучшую сторону. Заявив, что с прежней жизнью пора кончать, он рьяно взялся наводить в семье порядок. Приодевшись и приосанившись сам, он помог вернуться к жизни и сестре. Накупил шмоток, познакомил с интересными, внешне приличными людьми, в доме появились вкусная еда и книги, у ребенка завелись игрушки. На какие деньги свершались все эти чудесные перевоплощения, Лера не понимала. Потом узнала случайно, что, перед самым арестом, брат ухитрился обчистить общак братвы и припрятать деньги. Впрочем, Лере тогда было всё равно, откуда берётся сказка. Вспомнив о своем юном возрасте, она снова стала радоваться жизни. Санька «окультуривался» буквально на глазах. Выяснилось, что делалось это все неспроста. Еще в тюрьме Санька придумал способ безопасного воровства: ставить жертв в такое положение, что сами они жаловаться в жизни не пойдут. Придумав некоторые детали, Санька, еще не освободившись, уже принялся готовиться к новой работе: читал книги, изучал психологию, пытался сочинять стихи. Переписываясь со всякими женщинами, откликающимися на письма ЗЕКов, Санька в тонкостях изучил реакции на те или иные слова. Потом, уже выйдя на волю, Санька продолжил брошенные еще до смерти матери занятия музыкой. Оказалось, у Саньки был талант. Валька

выслушала планы брата совершенно без интереса. Она не собиралась больше ввязываться в былые дела. Но, увы, Саньке была нужна подельщица. Брат пригрозил, что прикончит и Вальку и племянника, если сестра не подчинится. Первым делом Санька отправил Валерию наниматься на работу в Клюшкин Клуб Знакомств. Лера знала, что, вернись она домой без победы, её и сына ждут крупные неприятности. Пришлось приложить все усилия… А потом, с помощью Клюшкиных технологий, Санькина схема усовершенствовалась и заработала в полную силу. Валька отсматривала собранные Клюшкой резюме на клиенток. Передавала по телефону информацию брату, кто сегодня в Клубе, чем та или иная дама интересуется, во что одета. Потом Александр проворачивал с дамами уже известный нам трюк. Как только Александр уезжал в город, Валька тут же подъезжала к сараю на машине и «выручала» бедных женщин, разыгрывая хозяйку дачи, которая случайно решила навестить родную дачу. Подвозя жертву до города, и всячески сопереживая ей, Лера убеждала женщину не позориться и не идти никому жаловаться. «Это ведь так ужасно.. Признаться, что ты, порядочная женщина, поехала за бутылку шампанского с первым встречным…» Все операции проходили блестяще. И всё бы было ничего, если бы Лера всерьез не привязалась к новому директору. Девушка мучалась, но рассказать Клюшке ничего не могла. Боялась, что тот не поймет её, как когда-то шеф. Боялась, что бросит, узнав, что у Леры есть ребенок. А еще Лера смертельно боялась брата. Тот, естественно, всячески поддерживал этот страх и в ней и в племяннике. Вот такая забавная сложилась ситуация. В последнее время Санька счел такой бизнес нерентабельным и собирался завязывать. Хотел придумать нечто другое. Лера смертельно боялась, что брат заставит её уволиться от Клюшки. И, надо же, на одной из последних клиенток, этой высокомерной кукле Силенской, Санька вдруг попался! Лера искренне возмущалась глупости брата, подарившего ей краденый телефон. То есть, Санька, конечно, предупреждал, что пользоваться этим телефоном можно будет только спустя время и сменив номер. Но Лера не послушалась, желая поразить подружек из бухгалтерии дорогостоящей обновкой. Нет, Лера ничуть не жалела о той деятельности, которую вела. «Расфуфыренных мымр, которым все достается от родителей» Валька с детства презирала и считала, что их грабить «сам Бог велел». То, что она, родителей своих почти не знавшая и всего в жизни сама добившаяся, на таких, как Виктория, наживается, Лера считала величайшей справедливостью. Единственное, она чувствовала, что предаёт Николая, транслируя его информацию брату. Понимала собственную ничтожность, но изменить все равно ничего не могла, боялась за сына.

Жорик закончил рассказ, воцарилась напряженная пауза.

– Это всё правда, – от слез голос Кошки Вальки стал совсем хриплым, – Одно неверно. Ты, начальник, сказал «привязалась к новому директору», – Кошка отошла на два шага от Клюшки, не спуская глаз с его ничего не выражающего лица, – Не верно. Я не привязалась. Я полюбила. А как теперь жить, после душеизлияний таких, я понятия не имею…

Тяжело дыша, Клюшка с Лерой смотрели друг другу в глаза.

– Знаете что, – Жорик взял меня под локоть, – Вы тут разбирайтесь, а мы пойдем. Нам тоже кое-что надо обсудить. Не надейтесь, я не надолго. Будем брать вашего Александра. Причем брать сегодня же. Лера, ты мне помочь обещала, если помнишь…

Жорику никто не ответил. Нас попросту не замечали.

– Ладно, зайду попозже, – бросил опер, и мы вышли из кабинета.

Приемную прошли, не останавливаясь.

– Мы куда? – уже на лестнице спросила я. Честно говоря, перспектива оказаться во власти этого психа меня совершенно не радовала. Вдруг он и от меня какую-нибудь информацию решит выудить, путём пристёгивания наручниками к батарее.

– Есть план, – Жорик явно не подозревал о кардинальной смене моего отношения, – Пойдем где-нибудь приземлимся, обсудим. Тут на углу кофейня есть.

14. Глава четырнадцатая, в которой у героини, вопреки её желаниям, снова появляются новые роли.

У меня давно уже возникли кое-какие собственные планы на сегодняшний день. Необходимо было, как минимум, остаться наедине и тщательно обдумать всё узнанное. После сцен у Клюшки, я несколько сомневалась в психическом здоровье и добром отношении Жорика, посему обсуждать что-то с ним казалось теперь не вполне рациональным ходом. С другой стороны, Виктория сделала нас с этим опером напарниками, и я просто обязана была выслушать его.

– Знаешь, мне ведь еще в редакцию свою надо появиться, – неопределенно проговорила я.

– Появишься через час. Сейчас обо всем договоримся. А понадобишься ты мне только на ночь.

Наткнувшись на мой ошарашенный взгляд, Жорик искренне расхохотался.

– Я имел в виду, – наконец, снизошел до трактовки он, – Работа у нас будет сегодня ночная. Позже объясню.

– Боюсь, что когда настанет это «позже», нам придется посвятить разговорам всю оставшуюся жизнь, – не выдержала я, – Ты уже столько всего натворил, открещиваясь этим своим «позже объясню», что я уже вообще ничего не понимаю! Чувствую себя совершенно безмозглым, запутавшимся существом…

– Ну, – Жорик улыбнулся, и я твердо решила, что сфотографирую эту его улыбку, с целью повесить картинку на стену, как мишень для метания дротиков, – Для женщины это не удивительно.

Я круто развернулась и пошла в противоположном от нужного Жорику направлении. Гори оно всё синим пламенем! Я, в конце концов, тоже человек. Надоело! «Сдаешься, не вступив в игру?» – мысленно подтрунивали надо мной Азарт и Самолюбие. «Правильно, правильно, уходи отсюда, не лезь в это сумашествие», – поддерживал Здравый Смысл.

– Эй, – кричал опер мне в след, – Ты что, обиделась? Вернись!

– Ни за что! – громко выкрикнула я, обернувшись. Потом, послушавшись доводов Самолюбия, добавила, – Пока ты не пообещаешь мне объяснить всё по-человечески, я ни на шаг к тебе не приближусь!

– Катерина! –Жорик осторожно пытался подойти. Синхронно с его передвижениями, я отходила всё дальше, дабы расстояние между нами не уменьшилось, – Ты нужна мне!

Проходящие мимо пожилые дамы многозначительно переглянулись и захихикали как-то совсем по-девчоночьи.