Пособники и подстрекатели
Шрифт:
Слева от Лукана, на другой стороне прохода сидели двое мужчин, один – постарше, другой – довольно молодой. Они были заняты своими напитками и разговаривали тихо, но довольно внятно. Лукан не выносил гомосексуалистов. Больше всего его возмущало в них то, что, по его мнению, было сентиментальностью. Никакой мужской твердости, никакого почтения к судьбе и никакого представления о том, что предопределенное свыше должно быть совершено, например убийство. Он, конечно, сделал ошибку, но на то была воля судьбы. Так легли карты.
Один сидевший через проход мужчина был лет пятидесяти, другой – лет двадцати пяти. У старшего
– Все было слишком очевидно с самого начала, – говорил мужчина. – Оставалось только сидеть и дожидаться конца.
– Мне показалось, что сцены, где есть секс, довольно крутые, – заметил парень.
– Да? А мне они показались неестественными. Они даже не снимали трусов.
К ним подошла стюардесса с подносами, и они молча принялись за еду.
Вдруг в кресле впереди них – по другую сторону прохода и наискосок от Лукана – словно электрическая искра сверкнуло слово «Лукан», такое отчетливое среди невнятного разговора. Там сидел лысый мужчина лет шестидесяти и хорошенькая белокурая женщина лет тридцати. Лукан расстегнул ремень безопасности, встал и сделал несколько шагов вперед по проходу, чтобы с высоты своего роста в шесть футов и два дюйма получше их рассмотреть. На столике перед ними лежало множество газетных вырезок. Да, это были старые вырезки, некоторые из далекого прошлого, и все – о нем.
Лукан прошел в туалет, вернулся и снова занял свое место. К этому времени парочка уже убрала все бумаги и занялась едой, демонстрируя завидный аппетит.
Боже правый! Да это же Джо Марри! Или все-таки не он? Да, он сейчас должен быть как раз в этом возрасте. Конечно, это тот самый Джо, который был в монастыре Святого Колумбы со своей подружкой, дочерью Марии Туикнем. Это они ехали за ним с севера до самых ворот, где так удачно подвернулась свадьба. Конечно, это были они. Эмброс сказал, что дал им вырезки. Чертов идиот! Лукан уставился в свою книгу, переворачивая страницы с положенными интервалами.
У графа была с собой лишь ручная кладь. Как только самолет совершил посадку и пассажирам разрешили встать, он пробился к багажному отделению и разыскал свою сумку. Он торопился.
– Странно, – сказал Джо, обращаясь к Лейси, когда они продвигались к выходу, – стоит только сосредоточиться, так обязательно кажется, что я вижу Лукана. Готов поклясться, что вон тот высокий мужчина в темных очках, впереди тех трех пассажиров, похож на графа. Но конечно…
Лейси пришлось привстать на цыпочки, но толпа людей, достававших свои вещи, была слишком велика, и она не могла увидеть человека, похожего на Лукана.
Лукан уже сидел в идущем в центр Парижа автобусе, когда Джо и Лейси сняли свои вещи с двигавшейся по кругу багажной ленты. И только тогда Джо вдруг признался:
– Знаешь, Лейси, я убежден, этот человек в темных очках был Лукан. На какой-то миг наши взгляды встретились – знаешь, как это бывает. Он наверняка узнал меня. Да и я узнал его. Я действительно узнал его. Но слишком поздно, вот старый дурак!
– Мы могли бы задержать его прямо там, в самолете, – сказала Лейси. – У капитана есть такое право.
– Мне не очень хотелось бы обращаться к капитану. А если бы мы ошиблись?
– Но разве ты не уверен?
– В сущности, да, уверен. Трудно сказать, как следовало поступить.
– О, Джо, – вздохнула она, поднимая свой чемодан и собираясь уйти, – а я-то думала, ты хочешь мне помочь.
– Я хочу помочь. – Он оглядел заполненный людьми зал. – Лукан, конечно, уехал. Уехал. Но возможно, мы найдем его в Париже. Ведь теперь мы почти уверены, что он сейчас в Париже.
– Да-а, в Париже, – протянула Лейси. – Пойдем возьмем такси.
ГЛАВА 14
В своей огромной загроможденной шкафами мастерской Жан-Пьер чинил граммофон, выпущенный в начале XX века, для заказчика, у которого было больше денег, чем здравого смысла, когда в стеклянную дверь позвонил чернокожий молодой человек. Находясь в мастерской, Жан-Пьер обычно держал дверь запертой, но с поднятыми жалюзи – район славился разгулом бандитизма. Решив, что намерения посетителя явно мирные, Жан-Пьер открыл дверь.
– Мы с вами говорили по телефону, – сказал высокий молодой человек по-английски. – Я доктор Карл Кей Джекобс, пациент доктора Хильдегард Вольф.
– Вы разбудили меня своим звонком.
– Я знаю. Вы еще сказали, что вам надоела Хильдегард или нечто в таком роде. Вы получили от нее какие-нибудь известия? – Жан-Пьер убрал груду старых журналов и каталогов со стула и ногой подтолкнул его к доктору Джекобсу. – Присаживайтесь.
Сам он сел напротив на расшатанный табурет.
– С меня достаточно, – заявил Джекобс. – Она постоянно говорит только о себе, расспрашивает о культе вуду в Конго, о всяких знахарях и колдунах. Я сыт по горло ее вопросами. Адрес вашей мастерской дала мне консьержка с улицы Драгон.
– Вы сказали «достаточно», но все-таки пришли сюда. Зачем? – спросил Жан-Пьер.
– Что вы хотите знать?
– А вы?
– Я хочу знать, где она, – процедил Карл Джекобс. – Мне рекомендовали проконсультироваться у нее, но все, что она сделала, – это проконсультировалась со мной. А затем исчезла.
– Это ее метод.
– Она не только задает мне вопросы, но еще и оскорбляет. Она хочет унизить меня, постоянно напоминая о моем происхождении. Да, я родом из Центральной Африки, но это не означает, что я только что выбрался из джунглей. Как обстоит дело с колдунами вуду, знахарями, лечащими заговорами? – вот о чем постоянно спрашивает она. Почему я должен знать о каких-то знахарях, о всех этих мошенниках? Я доктор медицины. У меня диплом Кембриджского университета.