Посох царя Московии
Шрифт:
Между тем не все имели право на получение части из залога; следовательно, нас, слабых, только покропили бы уссопом, а вещи взяли бы даром. И так мы решились разделить их между собою: разломали две короны Феодорову и Димитриеву, седло гусарское, оправленное золотом, с драгоценными каменьями, и три единорога. Посох остался цел; его отдали вместе с яхонтом из короны величиною в два пальца Гонсевскому и Дунковскому за стенную службу в 28 000 злотых. Яхонт оценили у нас в 4000 злотых, а в Москве мы получили его за 10 000 рублей, ибо там яхонты дороже самых алмазов. Посох же единороговый оценили в 24 000 злотых.
В дележе мы все участвовали, и если не все, то по крайней мере что-нибудь получили; иным пришлось взять едва ли не десятую
— Может, стоит предъявить полякам иск за ущерб, который они нанесли Российскому государству во время интервенции 1609 года? — мрачно пошутил Глеб.
— Следовало бы. К слову, у России почти все страны Западной Европы в должниках ходят. Хорошо они пограбили в свое время наше государство… Им у нас словно медом намазано. До сих пор слетаются со всех сторон и на наши кладовые клювами щелкают. Ну да ладно, не про них речь.
— Значит, ты считаешь, что поиски посоха с аликорном — артель напрасный труд?
— Скорее всего, так оно и есть… — Тут Николай Данилович выдержал эффектную паузу и продолжил: — За исключением того посоха, который купили у немецкого купца Крамера за 30 тысяч целковых и который был у Иоанна Васильевича до 1579 года.
— Отец, ты меня интригуешь…
— Вовсе нет. Просто ты должен об этом знать. Правда, перед народом Грозный с этим посохом появлялся редко, предпочитая индийский, из черного дерева. Он был тяжел, хорошо сбалансирован, с острым металлическим концом. Отличное оружие, если уметь с ним управляться. А царь в детстве и отрочестве весьма прилежно постигал воинские науки. С его ростом и силушкой он мог одолеть врукопашную любого удальца. Это потом, к старости, Иоанн Васильевич стал больным и немощным. В последние шесть лет жизни у него развились солевые отложения на позвоночнике, причем до такой степени, что временами, в период обострения болезни, он не мог ходить и его носили на носилках. Вынужденная неподвижность, соединившись с нервными потрясениями, привела к тому, что в свои пятьдесят с небольшим царь выглядел уже дряхлым стариком.
— Это мне известно… — Глеб заерзал от нетерпения. — Так что там с посохом?
— Во-первых, я думаю, что аликорн именно этого посоха являлся настоящим, а не подделкой…
— Но он не предохранил Грозного от яда!
— Процедура царских пиров тебе хорошо известна. Прежде чем подать что-нибудь Иоанну Васильевичу на стол, еду пробовали несколько раз — и на поварне, и на специальном сервировочном столе, и уже в присутствии самого государя. Это издавна заведенный ритуал. Так что отравить царя пищей и питьем было сложно, если не сказать невозможно. И потом, представь себе картину: царь макает посох в суп или вино, чтобы определить, есть там яд или нет. Да над ним смеялась бы вся Москва! Трус на царском троне — это нечто. Кто бы его потом уважал и боялся? Посох с аликорном — это в большей мере символ царской власти, нежели анализатор ядов.
— Значит, ты все-таки не отвергаешь с порога, что единорог мог быть в природе?
— «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам…» Я не могу сказать с полной уверенностью ни «да», ни «нет». Кстати, тебе ведь демонстрировали, на что способен кусочек аликорна. Ты сам сказал, что был впечатлен.
— Я уверен, что это ловкий фокус!
— Зачем? Ну разве для того, чтобы обратить на себя внимание, а затем завлечь тебя в сети Гименея. Но когда девушке стало ясно, что ты из породы неподдающихся, она решила не тратить
— Ты опять за свое?!
— Извини, это к слову. А теперь слушай главное. Тебе что-нибудь говорить имя Иван Рыков?
— Где-то что-то слышал… или читал. Опять скажешь, что я неуч?
— Нет, не скажу. Оккультные науки не входили в перечень институтских дисциплин. Впервые это имя было обнаружено в рукописи, содержащей гадательную книгу «Рафли», подвергавшуюся в конце XVI века наиболее суровым запретам. Гадание носит математический характер, оно находится в теснейшей связи с основными понятиями астрологии. Иван Рыков не был изобретателем данного гадания. Он лишь составил очередную редакцию текста, имевшего сложное происхождение (в основе текста — перевод на славянский язык с арабского). Есть предположение, что Иван Рыков мог быть составителем не только наиболее запретной гадательной книги, но и крупнейшего календарно-астрономического трактата, написанного к тому же по заказу библиотекаря самого Иоанна Васильевича, некоего Кир-Софрония. Кроме того, обнаружены еще два календарноастрономических текста, но уже не анонимные, а содержащие имя Ивана Рыкова, а также (в одном случае) точную дату создания текста — 1579 год.
— И какое отношение имеет сей ученый муж к посоху Ивана Грозного?
— Ты сначала дослушай, а потом задавай вопросы! — сердито сказал Николай Данилович.
— Виноват, исправлюсь. — Глеб изобразил покаянный вид.
— То-то… Так вот, поскольку календарно-астрономический трактат Ивана Рыкова составлен по заказу из самых высоких сфер, очевидно, что он имел репутацию одного из наиболее квалифицированных русских специалистов того времени. Историческое вступление к гадательной книге «Рафли» сообщает о псковском происхождении Ивана Рыкова и о том, что он покинул этот город в составе свиты царя Ивана Грозного. Это ставит вопрос о его статусе при дворе. Можно предполагать, что какое-то время он был придворным медиком и астрологом. Но в настоящее время бесспорных данных о занятии Ивана Рыкова медициной пока не найдено. Возможно, он был просто знахарем. Вместе с тем имеются материалы, указывающие на вероятность этого. В рукописи конца XVI века, непосредственно перед принадлежащим Рыкову календарно-астрономическим текстом, помещен медико-астрологический текст, являющийся оригинальным авторским сочинением. К сожалению, там указано только имя Иван. Однако факт совпадения имен, а также структурное сходство текстов может быть серьезным основанием для отождествления авторов указанных сочинений. Можно предполагать, что Иван Рыков был учеником и преемником знаменитого Елисея Бомелия — медика, прибывшего в Россию из Англии.
— Батя, у меня начинает заходить ум за разум. Так и хочется спросить — ну и что?
— А то, что имя Ивана Рыкова исчезает как раз в 1581 году — тогда, когда умер царевич Иван и Иоанн Васильевич прекратил появляться на людях с посохом, в который был вмонтирован аликорн.
— Отличный аргумент! — Глеб саркастически ухмыльнулся. — Как говорят украинцы: «В огороде — бузина, а в Киеве — дядька». Я понимаю твою мысль. Рыкову плохо платили за его труды, и он в качестве компенсации слямзил дорогущий посох и слинял. Возможно, у него даже был заказчик из иноземцев (свои на такое никогда не решились бы), готовый отвалить приличную сумму за столь ценный, но ворованный раритет.
— А если даже так?
— Доказательства! Где они? Нет их у тебя, нет!
— Как сказать… Отсутствие упоминаний Ивана Рыкова в письменных источниках может быть связано или с его невысоким рангом, или с кратковременностью пребывания при дворе. В условиях XVI века он легко мог пасть жертвой неудачных предсказаний или неудачи в медицинской практике. А поскольку Рыков явно был человеком неглупым и оборотистым — астрологи и алхимики почти сплошь и рядом были жуликами и проходимцами и всегда держали ухо востро, то его побег не выглядит таким уж невероятным.