Посох Времени
Шрифт:
Ангус нервно почесал в бороде:
— Хорош, гусь, — зло процедил он сквозь зубы. — Сам за золотом двинется, а нам советует на сапожки пялиться? Да за пять каменей с челна того же Хоу, перед каждым из нас раздвинутся все ножки и все сапожки Сардинии. Даже из дому не нужно будет выходить, мужья будут приводить тебе своих жён. …А он сапожки…
К челну подошли две расенские женщины в сопровождении высокого, плечистого воина. Скомканный упоминанием женских сапожек важный разговор пришлось отложить до лучших времён. Начиналась торговля.
Клубок
Этот жаркий, безветренный день, приправленный недоговорённостью и напряжением, длился очень долго. После полудня Берцо и Лонро, впрочем, как и все окружающие их торговцы просто изнывали от жары и безделья. Торг не шёл, и отобедавшие всухомятку ромеи, сдались во власть сладкой дрёмы. Развалившись на мягких, пёстрых тюках с дешёвыми тканями они отдались этому занятию столь самозабвенно, что проснулись только к вечеру, в момент, когда их собратья и соседи по торгу дружно захлопали крышками сундуков. Вся пристань галдела так, словно после тяжёлой, изнурительной работы в слободу собирались уставшие от работы трудяги, а не складывали разогретые на солнце пожитки, отоспавшиеся за день бездельники.
Берцо и Лонро не торопились. Прежде чем отправиться в слободу, им нужно было до конца разобраться в сложившейся ситуации, что называется без лишних ушей. Потому и укладывали они свои товары с особой тщательностью, терпеливо дожидаясь того момента, когда торговый люд, обосновавшийся рядом с ними, отправится к корчмам да становищам.
Соседи не заставили себя долго ждать. Очень скоро опустевшая речная пристань была готова перейти под охрану слободских четников. Двое из них, по видимому те, кому первыми выпало сегодня сторожить причал, лениво бросали выжидающие взгляды поверх выстроившихся в ряд торговых челнов и струг. Быстро уразумев, что задержавшиеся торговцы не будут спешить покидать своё место, четники сошли с высокого смотрового помоста и пропали из виду.
Первым нарушил молчание Берцо:
— Вы, — отстранённо начал он, — на самом деле думаете, что этот бред с сапожками чего-то стоит?
Лонро опустил взгляд и вздохнул:
— Ангус, — как можно мягче произнёс он, — мне кажется, это наш шанс. В любом случае, ничего другого у нас пока нет, и если…
— В таком случае, — не стал досушивать своего партнёра хозяин торгового челна, — меня, мой друг, мало интересуют подробности. Вы вправе считать так, как вы этого пожелаете, я же на этот счёт имею совершенно иное мнение.
Не далее чем сегодня утром я услышал тонкий намёк на то, что я всего лишь торговец. Не перебивайте меня! Так вот. Я прекрасно помню о том, чьи деньги вложены в этот товар и в наше путешествие. Однако. Давайте вспомним слова многоуважаемого падре Пиччие, выступающего в роли нашего ангела-хранителя. Слова и касательно Вас, и, что немаловажно, меня.
Насколько я помню, именно Вы, благодаря Вашему статусу поставлены в нашем непростом деле определяющим началом. Моя же роль сильно разнится с ангельской вывеской падре Аурелио и геральдической вычурностью Вашей особы. Я всего лишь старый торговец, всячески скрывающий своим делом истинные цели и замыслы нашей миссии. Да, Джеронимо, я торговец и, осмелюсь заметить, имею неплохой вкус и самое главное нюх к
У меня был целый день на то, чтобы всё это переварить и вот моё мнение: то, во что вы пытаетесь ввязаться, я считаю пустой затеей. А потому, дабы не снизойти к настоящей речи торговца, от которой у Вас, мой друг, может случиться удар, я, на правах старшего в торговом деле, скажу так: завтра с восходом я прихожу сюда и вижу вас рядом с собой. Чем вы будете заниматься до этого времени, меня мало интересует.
— Но, — наконец, возразил подавленный таким неожиданным поворотом Лонро, — мне одному не справиться. Как? Я ведь, в отличие от Вас, очень плохо знаю расенский язык. Не хотите ли вы сказать, что я, для того, чтобы найти этого старого Радимира, за один вечер должен освоить все их неисчислимые наречия? Не смешите меня, Ангус. Самые значимые римские мыслители считают расенский труднее этрусского, несмотря на то, что они родственны…
Берцо с трудом перебрался за борт челна. На его кислом лице отобразилась подлая ухмылка:
— Я торговец, — повторил он, — и все мои познания приносят мне доход куда как выше, чем исповедуемая заоблачная муть «значимых римских мыслителей»? А язык? …Об этом я вам так скажу: если уж Вы, сеньор, сподобились запомнить имя этого старика то, исходя только из одной силы врождённого упрямства, думаю, Вам не составит труда его найти…
Берцо развязал пояс, продел его в кольцо ключей от сундуков и, подпоясываясь на ходу, преисполненный безразличия к происходящему отправился в сторону слободы. Все его мысли сейчас были целиком заняты ужином…
Радимир домёл ведущую к его дому каменистую широкую дорожку и посмотрел на высящийся позади него частокол, украшенный свежесрубленными берёзовыми ветками и россыпями полевых цветов. Всё это выглядело так, будто в доме только что сладили доброе сватовство на свадьбу-любомир.
Ясное вечернее небо отливало бирюзой над округлыми вершинами соснового бора. Ярило-Солнце, подводя черту под двадцатым днём месяца липеня[17] 6469 лета от Сотворения Мира в Звёздном Храме[18], скрытое от глаз их величественным строем, вот-вот должно было перевалиться за далёкий, недосягаемый край неба.
Радимир заметил приближающегося к его дому соседа, неспешным движением смахнул со лба проступившие капельки пота и отставил в сторону метлу. Сколько же добрых лет прожили они с Гостевидом бок о бок, в мире и согласии? Даже их избы, разделённые куском земли с небольшой лесистой гривой, были похожи друг на друга, как родные братья.
Гостевид был очень уважаемым человеком, он воспитал шестнадцать детей. Две дочери и четырнадцать сыновей. С семьёй младшего из них он и делил ныне свой кров. Двое старших из его родового потомства, Орлик и Казимир те, что состояли в дружинах на дальних рубежах, славя Богов и стоя за правое дело, безвременно сложили свои головы в битвах с ворогами.
Сам Гостевид в молодости тоже служил Отечеству, ходя в старших штоурмвоях при кмете Всеволоде Скалогроме. Мог ли он в молодости подумать, что в преклонных годах будет состоять в родстве с тем самым Всеволодом? А ведь сын воеводы и дочь Гостевида славно справили любомир, одарив через время своих отцев богатым приплодом.