Посох. Тетралогия

Раткевич Сергей

– А с самим Арвалиреном – как? – спросил Хриплый Молот.

– А позовите Тарная, пусть даст ему в ухо! – мстительно скривился Линард. – Нельзя же до такой степени быть дураком! Даже если ты король – нельзя!

Разведчики бесшумно исчезли.

Эруэлл и Линард остались на холме.

– У тебя проблемы с женой? – осторожно спросил Линард.

– Не знаю, – вздохнул Эруэлл, – наверное. Просто у меня никогда никакой жены не было. А теперь есть, и…

– И тебе страшно потерять ее, – сказал Линард.

Эруэлл кивнул.

– И ты прикрываешь ее в самых пустяковых

стычках, бережешь не то что от меча или стрелы, от малейшего ветерка и дождика бережешь, словно она сахарная или бумажная, – сказал Линард.

Эруэлл вновь кивнул и вздохнул.

– Но она не сахарная и не бумажная, – продолжил Линард, – она воин и вождь своего народа. Ее люди составили большую часть нашей армии. Она не должна превращаться в комнатное растение, теряя авторитет в глазах своей дружины.

– Сначала ей вроде бы даже нравилось, что я ее опекаю, – проговорил Эруэлл, – а потом…

– Нравилось, пока ей казалось, что она может прекратить это по своей воле, – заметил Линард, – а ты проявил черствость, был неуступчив…

Эруэлл покачал головой и махнул рукой.

– Это нелегко. – кивнул Линард. – Ты можешь мне не поверить, ко я еще помню… помню, как нелегко то, что сейчас с тобой происходит. – Линард помолчал, глядя на приближающуюся армию Арвалирена и добавил: – В древнем каноне «О судьбе», забытом теперь уже каноне, было сказано, что люди делятся на тех, кто волен прожить свою жизнь так, как подскажет им сердце, и на тех, кто избран судьбой. Вы оба – и ты, и она – избраны, предназначены для великих свершений. И как бы тебе ни хотелось спрятать ее в уютный маленький мир у себя за пазухой, запереть в спальне, в замке за высокими стенами, как бы тебе ни хотелось – ты не можешь этого. Не имеешь права на это. Страшный грех – помешать чужому предназначению, а помешать предназначению любимого тобой человека – грех, страшный вдвойне. Ведь именно перед любимыми мы наиболее беззащитны. Их слова кажутся нам самыми справедливыми, их желания принимаются, как свои собственные, а их мнения ранят больнее всего. Извинись перед женой, Твое Величество, а то ведь по морде дам!

– Извинюсь, – улыбнулся Эруэлл. – Не надо по морде. Рука у тебя уж больно тяжелая.

Он глубоко вздохнул, и лицо его просветлело.

Развеселая песня воинов Арвалирена звучала все громче.

– Боги, что я вижу! – вдруг простонал Линард.

– Что такое? – всполошился Эруэлл.

– У этого… этого… – От ярости Линард не находил слов. – У него там дети, у этого гада!

– Дети… – похолодев, выдохнул Эруэлл. – Какие еще дети?..

– Откуда я знаю какие?! Я его сначала убью, а потом узнавать стану!! – шипел Линард, глядя на торжественно приближающееся войско Арвалирена.

Герцог Седой подошел так бесшумно, что его можно было принять за разведчика. Если бы не топающий следом гном, Эруэлл мог бы его и не услышать.

«Или Герцог молодец, или я старею, – мелькнуло в голове у Эруэлла. – Будем считать, что первое, а то обидно».

– Я уже послал людей на фланги и в обход, – вместо приветствия промолвил Герцог Седой.

– Отлично! – кивнул Линард.

–

Пока мы с вами будем вежливо раскланиваться перед Арвалиреном, а мой коллега герцог Тарнай бить морду своему властелину, мои люди помогут всем этим «пленным» действительно попасть в плен, – продолжил Герцог Седой. – Кроме того, у моего мага возникла мысль, что с ними потом делать.

– Очень своевременно! – с благодарностью воскликнул Линард. – По правде говоря, мне совсем не нравится идея посадить себе на голову такую ораву пленных. Их чуть не вдесятеро больше, чем нас.

Армия Арвалирена медленно спускалась с пологого холма. Утреннее солнце освещало ее щедро и безжалостно. С того места, откуда наблюдали Эруэлл и его соратники, она была видна как на ладони. Даже упившийся до синих драконов экзорцист разглядел бы самый крохотный бантик на самом последнем из воинов. Бантиков было много.

– Есть такое направление в живописи, – тихо сказал гном, – когда голову рисуют там, где ноги, ноги – там, где голову, а руки и вовсе изо рта торчат…

– Не понял, – озадачился Линард.

– Эта армия… она похожа на такую картину, – пояснил гном, вытаращенными глазами наблюдая, как люди и бантики медленно спускаются с холма.

– Да уж, – крякнул Линард.

– Особенно передняя часть армии, – продолжил гном, – просто модернизм и авангард какой-то…

– Им и в арьергарде делать нечего, – скрипнул зубами Линард, – и вообще в армии! Я бы им улицу мести не доверил.

Во главе армии, разумеется, ехал сам король Арвалирен, окруженный свитой блестящих молодых дворян. Дворяне действительно блестели. Вот только не доспехами. Взамен доспехов они были просто усыпаны драгоценностями. Ветер трепал их короткие яркие плащи всех мыслимых и немыслимых оттенков. Мало того, некоторые из них, видимо, для усиления собственного сияния и блеска, напудрили лица и волосы золотой и серебряной пудрой. Никакого оружия при них, разумеется, не было. Зато рядом с каждым ехал оруженосец, который и вез оружие своего господина. Церемониальную шпагу. Которую надевают по случаю королевских приемов и на танцы – чтобы потом изящно снять, красуясь перед дамами.

Именно вокруг этого собрания страшных снов любого нормального полководца и увивались жонглеры, акробаты и музыканты.

А кони!

Изящные тонконогие создания с длинными холеными гривами, покрытые разноцветными шелковыми попонами. Кони, самой природой созданные для цирка, а не для боя.

– Эти кони не добрались бы сюда от Лангиари, – заметил Линард. – А у них такой вид, словно они совсем не устали.

– Порталы, – сказал гном.

– Думаешь, у них есть маг? – спросил Эруэлл.

– Думаю, нет, – ответил гном.

– Значит… – протянул Герцог Седой.

– Скорей всего, Ваша Милость. – кивнул гном, – как Вы и предполагали, это сделано нарочно.

– Арвалирен – предатель? – с сомнением промолвил Герцог Седой.

– Это было бы не так уж плохо, – вздохнул Эруэлл, – все гораздо хуже. Он – дурак. Ни одно предательство не способно принести столько вреда, как трудолюбивые старания благонамеренного дурака.