Посох
Шрифт:
Луч угас. Михеев с кривой усмешкой повернулся к Фирсову и цинично произнес:
– Смотритель, ты истекаешь кровью, скоро умрешь… Будь покоен, теперь бесценная вещь попадет в нужные руки.
Совсем близко послышались голоса и лязг затворов оружия. Решетка в проеме двери медленно поднималась: привод подъемного механизма, похоже, крутили вручную. Запаниковав, напрочь забыв о ноже, грабитель, прижав к груди бесценный посох, второпях набрал на изящном браслете, украшавшем его левое запястье, комбинацию цифр и вмиг исчез вместе с посохом, будто туман растворился
Уголовное дело к производству принял следователь из города Владимира Бессонов Николай Валерьевич, сорокалетний харизматичный мужчина с темными волосами и карими глазами. Дело было возбуждено в установленном законом порядке, вот только как подступиться к нему следователь не знал. В протоколах указывалось, что охранная сигнализация музея, лучшая в своем классе, сработала безукоризненно, решетки на дверях и окнах не повреждены, преступник возник из ниоткуда и исчез бесследно. Странно! У Николая возникло подозрение, что шеф, полковник Роман Андреевич Харитонов, специально спихнул безнадежное дело на него, как на человека сбившегося с правильного пути в жизни. Похоже, таким образом он пытается избавиться от следователя. Николай мысленно представил: начальник с лицом напускного притворства разводит руками и прилюдно говорит:
– Не справился, ты, Николай, позоришь наш отдел, отправляйся-ка на пенсию.
Когда-то Бессонов был лучшим сыщиком в отделе – раскрываемость преступлений стопроцентная. Но три года назад все изменилось. Со своей второй женой Настей они жили душа в душу десять лет. Испытывая к красавице жене все годы брака сильные чувства, Николай не только был без ума от нее, но каждый раз обмирал от восторга, когда она самозабвенно рассказывала об очередной маленькой победе в криминалистической лаборатории, где работала. Однажды ей удалось установить личностные особенности автора текста – пол, возраст, темперамент, психические и поведенческие признаки, и преступника изобличили.
Казалось, счастью следователя не будет конца… Настю убили прямо в лаборатории – зарезали. Преступление осталось нераскрытым, орудие убийства не нашли, мужа к делу не допустили, а его попытка самостоятельного расследования ни к чему не привела. Безутешный Бессонов от безысходности запил. Посему его внимание к работе ослабло, не получалось всецело сосредоточиться на главном, уголовные преступления раскрывались все реже. По ночам Николая мучили кошмары, а однажды возникала мимолетная мысль кончить жизнь самоубийством. То, что он портил статистику отделу, Бессонов понимал, но ничего поделать не мог, словно внутри него что-то сломалось.
Осмотр места преступления следователем выявил поразительные несоответствия. Разгромлен зал музея с древнерусским оружием и другими уникальными экспонатами. Зачем? На потолке и стенах глубокие борозды с оплавленными краями, словно уродливые шрамы на физиономии бандита. Действовали лазерным резаком? Ради чего, и где лазерная установка? Разрушены две витрины, ряд предметов безвозвратно утрачено, золотые и серебряные украшения повреждены, старинное оружие
Криминалисты заканчивали осмотр помещения и сбор улик: сделаны детальные фото, собраны отпечатки пальцев, частицы крови и ДНК, найдены следы борьбы, составлены протоколы.
К следователю подошел директор музея Сорокин:
– Господин Бессонов, совершено чудовищное преступление! – донельзя взвинченный чиновник, не мог угомониться. – Уничтожен десяток редких экспонатов, поврежден интерьер белокаменной палаты восемнадцатого века, ранен смотритель… Это варварство… нет хуже – злодейство! Надеюсь, у вас уже есть рабочая версия?
– Нет, – Николай недоуменно глядел на него. – Еще рано делать выводы. Мне нужен список пропавших экспонатов.
Сорокин пожал плечами:
– Пропал лишь один предмет: посох.
– Посох? – следователь удивленно воззрился на директора. – В смысле палка.
– Да! Вот из этой бронированной витрины забрали только его. Электронный замок с биометрической аутентификацией, срабатывающий на отпечаток пальца и голос, был просто-напросто открыт…
Следователь недоумевал:
– Ради палки бронированная витрина и сверхнадежный замок? Кто имел право доступа?
– Я и смотритель Фирсов.
– Где вы были в момент преступления?
– Я… я был дома, спал… Жена подтвердит…
Бессонов обладал безошибочным чутьем. Вряд ли Сорокин, уже двадцать лет возглавлявший музей, имеет отношение к краже. Тем не менее следователь сказал:
– Мы разберемся. С вас, как важного свидетеля, возьмут подписку о невыезде… Но почему посох? Что в нем особенного?
Сорокин потупился и начал туманно разглагольствовать. Директор, видите ли, теряется в догадках, но сыщик видел: он пытается увести разговор в сторону. Говорил о подделке, малоценном экспонате, однако посчитал своим долгом призвать следствие найти грабителя и вернуть важный для миропонимания предмет. Бессонов подивился, но промолчал.
Получив показания немногочисленных свидетелей, следователь направился в больницу, где, как ему сообщили, Фирсов пришел в себя после операции. Старик, опутанный проводами и трубками, лежал один в просторной палате интенсивной терапии, окруженный аппаратами искусственной вентиляции легких, передвижного рентгена и УЗИ. Пациент слаб, но говорить мог, и в интересах следствия его нужно допросить немедленно.
– Алексей Михайлович, здравствуйте! Я следователь Бессонов. Вы можете говорить?
– Слушаю вас…– слабым голосом проговорил раненый.
– Кто открыл витрину?
– Грабитель.
– Но доступ по биометрическим параметрам имели только вы и директор Сорокин!
– Грабитель Михеев Борис… Это он устанавливал в музее оборудование защиты экспозиционных ценностей… У него на лбу появилось темное пятно в виде звездочки… на руке браслет… Думаю, это панель управления…
– Почему он забрал только посох?
– Не знаю… Нужно вернуть… Беда грозит всем…
Закрыв глаза, пациент впал в забытье. Следователь покинул больничную палату.