Посол Урус Шайтана(изд.1973)
Шрифт:
Тот вздрогнул, съежился весь. Но, узнав своего прежнего хозяина, рванулся вперед и упал на колени.
— Пан Чернобай! Пан Чернобай! — залепетал. — Неужто вы? Сам бог послал мне вас…
— Вставай, вставай, Хорь!
Хорь поднялся.
— Ты сделал то, что я приказал?
— Нет, но у меня… Мне бог пошлет удачу…
— «Удачу, удачу»!.. Мерзкий трус!.. Ты уже полгода в Запорожье!.. Ну, об этом я тебя позднее спрошу… Говори, как пробраться в Сечь?
Сообразив, что буря пока пронеслась, Хорь сразу оживился.
— С ними? — кивнул на татар, что с обнаженными
— Конечно.
— Есть одна лазейка… Небольшая, тайная фортка, через которую запорожцы воду носят с Днепра. Она не запирается…
— Хорь! — крикнул казак, что стоял справа от изменника. — Ты что надумал? Иуда проклятый!
Хорь презрительно ухмыльнулся:
— Заткнись, Товкач! — И, обращаясь к Чернобаю, добавил: — Однако, пан, одни вы ее не найдете. Я покажу!
Он боялся, что, открыв тайну, станет ненужным Чернобаю и тот прирежет его в этой землянке. Но не знал Хорь, что в этот миг он и так был на волосок от смерти. Обычно неповоротливый Товкач молниеносно кинулся на него, схватил руками за горло. Хорь захрипел. Тут бы ему и конец, если бы Чернобай не полоснул Товкача ятаганом по руке. Товкач вскрикнул и выпустил свою жертву. Перепуганный Хорь шмыгнул под нары. В землянке завязался неравный бой. Раненый Товкач здоровой рукой с силой оттолкнул Чернобая и схватил саблю, что висела на стене. Замахнуться в низкой землянке было нельзя, и он воткнул ее в ближайшего татарина. Тот с визгом упал под ноги своим товарищам. Татары кинулись на Товкача.
— Савва, бей их, собак проклятых! — заревел Товкач, нанося переднему нападающему удар в лицо.
Но Савва и сам уже метнулся на помощь товарищу. Сорвав со стены полку, с которой посыпались на пол глиняные горшки с пшеном, миски и ложки, он огрел ею по голове толстомордого батыра. Тот захлопал глазами и повалился назад, перегораживая собой дорогу к казакам.
Использовав замешательство врагов, Товкач нанес еще один удар ближайшему татарину. Им оказался мурза Али. Острие сабли скользнуло по густой шерсти кожуха, вошло в горло. Мурза захрипел и рухнул как сноп на руки своим сейменам.
В тот же миг пал и Товкач: окровавленный ятаган Чернобая пронзил ему грудь.
Казак Савва ненадолго пережил товарища. Разъяренные смертью своего мурзы, татары накинулись на него стаей, как волки. Пригвожденный несколькими ятаганами и саблями к деревянной стене, он так и умер стоя, с полкой в руках.
— Ой, вай, вай! — завопили над мурзой татары. — Какой славный батыр погиб от рук этих нечестивых собак-гяуров, гнев аллаха на их головы!
— Что скажем мы хану, когда он узнает, что мы не уберегли своего мурзу! Ой, вай, вай!
— Хватит голосить! — гаркнул Чернобай, вытирая об одежду Товкача ятаган. — Великий хан только и ждет вас для этого! Мы свое дело сделали, заставу уничтожили, получили проводника, который поможет пробраться в Сечь… За это хан наказывать не станет. А мурза уже в райских садах аллаха… К чему печалиться о нем!
И правда, хан воспринял известие о смерти Али довольно спокойно. Когда Чернобай сказал, что полоненный казак — его бывший слуга — знает тайный ход в Сечь, он
Мурас-паша согласился с ханом, и войско в полной тишине тронулось дальше.
К полуночи Хорь провел турок через замерзший Днепр и быстро разыскал в стене замаскированную фортку, через которую казаки изредка ходили к прорубям по воду.
Мурас-паша собрал начальников отрядов.
— Первым войдет в крепость Сафар-бей со своими воинами, — распорядился он. — Если казаки не обнаружат нас раньше времени, боя не начинать — пусть войдут внутрь все отряды. Я сам подам знак для атаки… Айда! Смерть гяурам! Пусть славится имя пророка!
Хорь и Чернобай первыми проникли через фортку в Сечь. Убедились, что, куда ни глянь, в Сечи ни души, казаки спят по куреням, и подали знак. Сафар-бей повел своих людей.
Лезли по одному, придерживая оружие, чтоб не звякнуло.
— Быстрей! Быстрей! — подгонял Сафар-бей.
К нему подошел Гамид. Толстый, закутанный в теплую бекешу и островерхий башлык, он походил больше на купца, чем на воина. В поход его послали потому, что он уже бывал в Сечи, а это могло оказаться полезным для нападающих. С ним был небольшой, но хорошо вымуштрованный отряд спахиев.
Вид у Гамида был встревоженный. Его одутловатое темное лицо при лунном свете отливало старой бронзой, движения были торопливыми, неуверенными. Возможно, ему не легко говорить с Сафар-беем, который, несмотря на старания спахии, решительно не желал сделать ни шага к примирению. Не исключено, что Гамид и вправду испугался. Все-таки приходилось лезть в самое пекло, к самому Урус-Шайтану! Вопреки надеждам хана и гениш-ачераса на легкую победу, рядовые аги и аскеры в глубине души сильно сомневались в возможности легко, без жестоких потерь, разбить и уничтожить запорожцев в их Сечи, где казаки чувствуют себя как рыба в воде. Правда, все складывается так, что запорожцам не помогут и родные стены. Но все же при одной мысли, что очутишься в самом логове этих хорошо известных сорвиголов, отчаянных забияк и, надо отдать должное, прославленных и храбрых рыцарей, поразил бы их аллах, нападающим становилось жутко. Поэтому и Гамид чувствовал себя прескверно.
— Сафар-бей, свет очей моих, забудем взаимные обиды, — произнес он тихо, чтобы услышал только ага. — Не до этого теперь!.. Не нравится мне эта западня, в которую нас загоняют хан и гениш-ачерас. Не верю я тем двоим гяурам…
— Мне они тоже не внушают доверия, но им верят те, кто поставлен над нами. Мы ничего не можем поделать!
— Надо быть настороже и, в случае чего, выручать друг друга.
— Не бойся, ага, все будет хорошо. У нас пятнадцать тысяч. А казаков всего пятьсот — шестьсот. К тому же, как сообщили лазутчики, они пьяны… Мы перережем их, как куропаток. На рассвете все будет закончено! Да поможет нам аллах! — сухо ответил Сафар-бей.