Посредник
Шрифт:
Собранные улики тоже ничего не дали. Гильзы, пули, слепки отпечатков башмаков и шин тихо лежали в полицейских лабораториях и отказывались открывать свои секреты.
В радиусе пятидесяти миль от Лондона, включая и сам город, находится восемь миллионов жилых домов, рассказывал Крамер. — Добавьте к этому сухие канализационные люки, склады, подвалы, склепы, всякие подземные ходы и нежилые дома. Однажды у нас был случай с убийцей и насильником, называвшим себя Черной Пантерой, который жил в заброшенных шахтах под национальным парком. Он заманивал туда свои жертвы. Конечно, в конце концов мы его взяли. Простите,
На восьмой день напряжение в кенсингтонской квартире стало уже ощутимым. На молодых людей оно действовало сильнее; Куинн же, если и чувствовал его влияние, то вида не показывал. В промежутках между звонками и совещаниями он подолгу лежал на кровати и смотрел в потолок, пытаясь проникнуть в ход мыслей Зика и выработать тактику следующего разговора. Когда следует сделать последний шаг? Как организовать освобождение?
Маккрей оставался все таким же добродушным, но уже начал уставать. Он был предан Куинну как пес, всегда был готов куда-нибудь сбегать, сварить кофе или прибраться в квартире.
На девятый день Саманта попросила разрешение сходить в магазин. Кевин Браун, которому она позвонила на Гроувенор-сквер, ворча, согласился. Впервые чуть ли не за две недели она вышла из квартиры, доехала на такси до Найтсбриджа и провела четыре роскошных часа, расхаживая по универмагам «Харви энд Николс» и «Харродз». В «Харродзе» она решила себя побаловать и купила экстравагантную и очень симпатичную сумочку из крокодиловой кожи.
Когда она вернулась, мужчины выразили восхищение ее покупкой. У Самми были подарки и для них: ручка с золотым пером для Маккрея и кашемировый свитер для Куинна. Молодой оперативник из ЦРУ был весьма тронут; Куинн тут же натянул свцтер и выдал одну из своих редких, но ослепительных улыбок. Для всех троих это были единственные беззаботные минуты, проведенные в кенсингтонской квартире.
В тот же день в Вашингтоне кризисный комитет мрачно слушал доктора Армитеджа. После похищения президент ни разу не появился на публике, к чему народ отнесся с сочувствием, но его поведение за кулисами вызывало в комитете глубокую озабоченность.
— Здоровье господина президента тревожит меня все сильнее и сильнее, — заявил доктор Армитедж вице-президенту, советнику по вопросам национальной безопасности, четырем министрам и директорам ЦРУ и ФБР. — Трудные времена в правительстве случались и прежде, да и будут случаться. Но тут дело более интимное и глубокое. Человеческий мозг, не говоря уже о теле, не способен столь долго выносить подобное напряжение.
— Каково его физическое состояние? — спросил генеральный прокурор Билл Уолтерс.
— Он страшно изможден, без снотворного не засыпает, если засыпает вообще. Стареет на глазах.
— А как насчет умственной деятельности? — поинтересовался Мортон Станнард.
— Вы же сами видели, что было, когда он пытался заниматься обычными государственными делами, — напомнил доктор Армитедж. Собравшиеся печально закивали. — Говоря прямо, он теряет хватку. Внимание у него рассеяно, память часто подводит.
Пряча взгляд, Станнард сочувственно склонил голову. Моложе на десять лет госсекретаря Доналдсона и министра финансов Рида, министр обороны, который раньше был международным финансистом из Нью-Йорка, дельцом-космополитом, ценил изысканную пищу, отборные вина
За последние два года он приобрел известность в Пентагоне как борец за эффективность капиталовложений: он был убежден, что американский налогоплательщик на каждый доллар налога должен иметь на доллар вооружений. Там он нажил себе врагов, особенно среди армейской верхушки и лоббистов. Но затем появился Нантакетский договор, который нарушил расстановку сил на Потомаке. Станнард оказался на стороне военно-промышленного комплекса и Объединенного комитета начальников штабов, протестуя против сокращения вооружений.
Если Майкл Оделл не принимал Нантакетский договор просто нутром, то Станнарда скорее волновали вопросы власти, и его неприятие договора основывалось не только на чисто философских принципах. Однако когда кабинет проголосовал за договор, лицо его осталось бесстрастным — как и сейчас, когда он слушал врача, говорившего об ухудшении состояния здоровья президента.
Этого никак нельзя было сказать о Хьюберте Риде, который прошептал:
— Бедняга. Вот бедняга.
— Проблема усугубляется еще и тем, — продолжал психоаналитик, — что президента никак не назовешь открытым, эмоциональным человеком. Он держит все в себе. Внутри… конечно, внутри он переживает, как и все мы. Впрочем, как и все нормальные люди. Но у него ничего не выходит наружу, он не позволяет себе ни стона, ни вздоха. С первой леди иначе — ее не сдерживает официальное положение, да и лекарства она принимает охотнее. Но при всем том ее состоянии такое же скверное, если даже не хуже. Саймон — ее единственный ребенок. И она только усугубляет тревогу президента.
Врач распрощался с озабоченными политиками и вернулся в главное здание.
Любопытство и ничто иное заставило Энди Ланга два дня спустя задержаться после работы в филиале Инвестиционного банка Саудовской Аравии и сделать запрос на своем компьютере. Увиденное потрясло молодого человека.
Мошенничество не прекратилось. После его беседы с управляющим, который мог положить всему конец одним телефонным звонком, были совершены еще четыре такие же банковские операции. Подозрительный счет буквально ломился от денег, переведенных туда из общественных фондов Саудовской Аравии. Ланг знал, что казнокрадство не чуждо официальным деятелям этой страны. но суммы на счете были громадные, их с избытком хватило бы на любую крупную коммерческую или другого рода операцию.
С внезапным ужасом он понял, что Стив Пайл, человек, которого он так уважает, замешан в этом. Конечно, Пайл не первый банковский чиновник, пошедший на подлог. Но Энди был все равно потрясен. Подумать только: он отправился со своим открытием прямо к преступнику! Остаток ночи Энди провел у себя в квартире за портативной пишущей машинкой. Так получилось, что сюда на работу его наняли не в Нью-Йорке, а в Лондоне, где он работал в филиале другого американского банка, когда «Рокмен-Куинз» предложил ему это место.