Посредник

Хартли Лесли Поулс

— У меня их хватает. — Мой вопрос его немного озадачил. Он сильно затянул повязку. — Не туго?

Мне нравилось, как он, словно через силу, заботился обо мне.

— Попробуйте походить, — велел он.

Я заковылял по каменным плитам кухонного пола: повязка держала, и стало легче. Как приятно сознавать, что у истории с плохим началом — отличный конец! Вот уж будет о чем рассказать! Вдруг меня словно током ударило: с ним надо как-то рассчитаться! Разумеется, как и все дети, я привык, что взрослые делают

для меня то и это, но я был уже не ребенок и понимал, что значит «оказать услугу». Предложить ему деньги? Неудобно, да у меня их и нет. Как же быть? Может, что-то подарить ему? О подарках я задумывался нередко. Я оглядел кухню — здесь не было никаких украшений, разве что календарь скотовода, и все разительно отличалось от моего теперешнего обиталища — и напыщенно произнес:

— Большое вам спасибо, мистер Берджес. (Здорово я всунул «мистера».) Могу ли быть вам чем-нибудь полезен?

Я не сомневался, что он откажется, но он как-то строго посмотрел на меня и сказал:

— Может, и так.

Я вмиг навострил уши.

— Передадите кое-что для меня?

— Разумеется, — разочарованно ответил я — подумаешь, просьба! Я вспомнил поручение Тримингема и какой из этого вышел толк. — Что нужно передать и кому?

Он ответил не сразу, взял кувшин с помутневшей водой и выплеснул ее в раковину. Вернулся и встал надо мной.

— Вы не очень торопитесь? — спросил он. — Можете подождать несколько минут? — Он всегда говорил как бы всем телом, и слова его звучали удивительно весомо.

Я глянул на часы, прикинул.

— Чай у нас только в пять часов, — объяснил я. — Поздновато, да? Дома мы чаевничаем раньше. Так что могу подождать... ну, десять, пятнадцать минут.

Он улыбнулся и сказал:

— К чаю опаздывать не стоит. — Что-то его беспокоило, весь он будто переменился. — Хотите взглянуть на лошадей?

— Да, конечно. — Я постарался выказать интерес.

Мы подошли к длинному кирпичному сараю с четырьмя дверьми, в каждой — оконце, за которым виднелась голова лошади.

— Это Брайтон, — начал представлять он. — Мой главный ломовик, но в пару ни с кем впрягаться не хочет, только сам. Чудной, да? А эта гнедая кобыла — Улыбка — хороша, работу любит, но вот урожай соберем, ей время жеребиться; этого серого звать Боксер, ничего, только зубы малость длинноваты. А на этом я езжу по делам, иногда на охоту. Смотрите, какой красавец, а?

Он пригнулся и поцеловал бархатный нос, и лошадь благодарно повела ноздрями и сильно втянула ими воздух.

— А как его зовут? — спросил я.

— Дикий Злак, — ответил он с ухмылкой, и я ухмыльнулся в ответ, не ведая чему.

Казалось, вся полуденная жара сосредоточилась вокруг нас, она усиливала запах лошадей, навоза, все запахи фермы. Мне стало как-то неуютно, слегка закружилась голова, и все-таки жара бодрила меня.

И когда, покончив с осмотром лошадей, мы направились к дому, я и огорчился, и обрадовался.

У входа в кухню фермер вдруг резко спросил:

— Сколько вам лет?

— В этом месяце, двадцать седьмого, будет тринадцать, — солидно ответил я, надеясь услышать что-то вроде: «Вот это здорово!» — взрослые редко пропускают мимо ушей новость о чьем-то дне рождения.

Но он сказал:

— А я думал, вам чуть больше. На вид вы старше своих лет.

Услышать это было лестно, тем более от человека столь внушительных размеров.

— Не знаю, надежный ли вы человек, — добавил он затем.

Я изумился, даже немного обиделся: но только немного — ведь это прелюдия, он, должно быть, хочет мне довериться.

Все же я негодующе произнес:

— Конечно, надежный. В моем табеле так и написано: «заслуживающий доверия». И директор то же самое сказал.

— И все-таки, — с сомнением произнес он, пристально оглядывая меня, — откуда я знаю, что вы будете держать язык за зубами?

Задавать такой вопрос школьнику — это просто глупо. Все мы клялись хранить тайну. Я взглянул на него чуть ли не с жалостью.

— Вы хотите, чтобы я перекрестился?

— Делайте что угодно, — ответил он. — Но если проболтаетесь... — Он не закончил фразу, но в воздухе повисла физическая угроза, столь естественная в присутствии этого человека.

— О нашей встрече? — спросил я. — Клянусь, я бы ни за что не сказал, но они увидят разбитое колено.

Он словно не слышал.

— Там есть мальчик, — спросил он, — паренек вашего возраста?

— Да, мой приятель Маркус, — согласился я. — Но он сейчас болеет.

— Ах, вот что, болеет, — задумчиво повторил фермер. — Значит, вы вроде сам себе хозяин.

Я объяснил: обычно после обеда мы играем вместе, но сегодня я пошел прогуляться один. Он слушал вполуха, потом сказал:

— У них там большой дом, да, здоровенный дом и полно комнат?

— Если считать спальни, — ответил я, — даже и не знаю, сколько.

— И, наверное, всегда кругом люди, болтают друг с другом и так далее? Все у всех на виду, наедине с кем-то и не останешься?

Я терялся в догадках: куда он клонит?

— Ну, со мной-то мало кто разговаривает, — пояснил я. — Они же взрослые, играют во взрослые игры — вист, теннис, ну, и болтают просто так, болтовни ради (мне это казалось очень странным занятием). Но иногда я кое с кем разговариваю, сегодня, например, с виконтом Тримингемом после церкви, а однажды я провел целый день с Мариан — вы ее знаете, она сестра Маркуса, не девушка, а загляденье — мы с ней ездили в Норидж.

— Вон что, провели вместе целый день? — переспросил фермер. — Так вы с ней небось добрые приятели?