Пост-Москва
Шрифт:
— Это чистая философия, — пробормотал Утенок. Я не мог с ним не согласиться. С философией у меня вообще напряги.
— Да, — сказал я. — У меня с философией вообще напряги!
— Да ну? — деланно удивился Сергей Сергеич. — Это у вас-то с философией напряги? У вас?
Что-то в его тоне заставило меня внутренне подобраться. Как если кролик учуял запах удава.
— Да, у меня, — ответил я. — Именно у меня.
— Это почему же у вас напряги с философией? — Сергей Сергеич, казалось, наслаждается ситуацией. — С чего это вы взяли?
— Наверно, мозгов
— Где же вы свои мозги оставили? Неужели, в прошлом?
— Наверно.
— А что у вас было в прошлом? Кем вы вообще были в прошлом?
Я задумался. Нечто неясное шевелилось у меня в голове. Какая-то мысль или воспоминание. Или ощущение. Или предчувствие.
— Я всегда был бойцом, — сказал я. — Подполье. Политическая борьба. Все такое.
— Что вы говорите! — воскликнул хозяин, встал и откуда-то из глубин стенного шкафа достал запыленную книжку. — Тогда позвольте мне подарить вам вот это.
Я взял книгу и прочел название "Структура реальности. Философские исследование времени и бытия". Имя автора мне ничего не говорило. Я перевернул книжку. На задней обложке была аннотация и фотография автора. Моя фотография.
5
ФИДЕЛЬ:
— Вы нашли меня в гугле по запросу о челябинском метеорите… Не стоит так удивляться, мои улитки могут очень многое! Собственно, они-то и подсунули вам ту ссылку. Я расскажу вам одну давнюю уже историю. Тот метеорит… Он был вовсе не метеоритом.
— А чем же он был? — поинтересовался Утенок. — Там нашли обломки…
— Никаких обломков не было. Спецоперация по дезинформации населения.
— Ну, это была комета из льда. Какая разница?
— И не комета.
Я не выдержал:
— Что же это было на самом деле?
— Частица вещества Творения.
— Бозон? Черная дыра? — я не понимал к чему он клонит.
— Нет. То, что было до всяких бозонов и черных дыр. То самое Ничто, из которого Господь сотворил небо и землю. То, что было до всякого времени и знания.
— Первичная неопределенность? — поинтересовался я, сам удивившись этим словам.
— Да, — ответил Сергей Сергеич, внимательно посмотрев на меня. — Это была первичная неопределенность, о который вы писали в первой главе вашей книги.
— Надо ли понимать… — сказал Утенок. — Надо ли понимать, что никаких инопланетян не было? И иноземных существ тоже?
— Ну, почему же? — удивился Че. — Инопланетяне как раз есть! Гасты — инопланетяне. Офелия инопланетянка. Не в том смысле, в каком вы думаете. Эти… Эти существа возникли, когда первичная неопределенность воздействовала на человеческое ДНК.
— Каким это образом? О жертвах, вроде бы, ничего не сообщалось, — спросил Утенок.
— А жертв и не было. Были объекты секретных экспериментов. А потом произошла катастрофа.
— В Печатниках? — спросил я, заранее зная ответ.
— В Печатниках, — согласился Сергей Сергеич. — Там был научно-исследовательский центр. Из всего персонала выжила одна лаборантка. А потом появились
6
Геринг очнулся на диване в своем кабинете. Рядом с ним похрапывала голая Марина.
"Млядь, что за сны мне снятся в последнее время?" — подумал он, рукой теребя восстающую плоть. Потом пристроил свой аппарат куда-то внутрь девичьей попы, явно знающей о сексе все и даже больше. Марина даже не проснулась или сделала вид, что не проснулась. Его это, впрочем, не ебало. Ебал как раз он, ебал секретаршу своего шефа. Ебал не торопясь, но и не мешкая. Марина начала постанывать, ритмично подмахивая ему свой благодарной попой. А потом протянула руку и схватила все его хозяйство неожиданно сильной рукой. Чтобы он не вырвался в последний момент. Чтобы все его семя до капли досталось ей одной, самке, откусывающей голову самцу перед коитусом.
Он застонал и кончил, но она продолжала двигать тазом, не выпуская его детородный орган из хозяйских пальчиков. Ей было мало. Ей нужен был самец уже без головы, но с гордо задранной в небо залупой, на которой она могла бы прыгать, танцевать, смеяться над дешевыми шутками из телесериалов, дрочить свое стыдливое сокровище и ощущать липкую горячую сперму на внутренней стороне идеальных бедер.
Он уже ничего не хотел, а Марина стонала все громче и все размашистее становились ее движения, а ее пальцы все крепче сжимались вокруг его ствола, уже выпустившего весь свой заряд. Она сгребла с корнем его яйца, бесцеремонно, бесчувственно, без оглядки, без нежности. Она как бы говорила ему:
— Ты хотел трахаться, да? Ты хотел меня трахнуть? Ты хотел меня изнасиловать? А вот я теперь изнасилую и трахну тебя! Тебя, кусок чужого мужского тела. Ты просто мясо, которое я съем. Это я поимею тебя. Я трахну тебя и выжму из тебя все твои соки, потому что я — самка, я — ...изда живородящая, я — хищница, а ты овощ, ты — корнеплод. Ты ушлепок и обсос, случайно засунувший свой член в святая святых, в меня, в поисках развлечения. Ты идиот. Ты никто и зовут тебя никак. А я — царица ушлепков и обсосов, во главе с твоим Папочкой — первым ушлепком и обсосом в стране ушлепков и обсосов.
Геринг оцепенел от этого сексуального напора и энергии. Он привык быть манипулятором и привык владеть ситуацией, а тут ситуация явно вышла из-под его контроля. И еще что-то ему мешало, даже если не брать во внимание общую абсурдность происходящего. Что-то кололо ему ягодицы. Он нащупал этот предмет и машинально поднес его к лицу. Это был зуб. Его зуб.
7
Иван шел по ночным улицам, его кот-псевдоморф шастал где-то рядом, лишь изредка показываясь ему на глаза. «Полевые испытания», — усмехнулся Иван. Ночной Кот выпущен в реальный мир, пробует его на вкус и запах. А также на цвет, поскольку его Кот видел цвета даже в темноте. И еще на вшивость, хотя для этого пришлось дописывать большой кусок программы, кусок, отвечающий за проявление безрассудства в ситуации неопределенности.