Пост-Москва
Шрифт:
Коллектив был охвачен энтузиазмом — мало того, что под этот проект выделялись огромные средства, причем не только из бюджета РФ, но и с самого верха современной империалистической геополитики, но и стала достижимой извечная мечта человечества об избавлении от рутинной, тяжелой и грязной в физическом и моральном планах работы. Как тогда казалось, игра не просто стоила свеч, но свечи могли быть на вес золота. Перед человечеством открывались новые горизонты, а элита государства понимала, что при правильной постановке вопроса обеспечение «новых граждан» паспортами и гражданством есть только вопрос времени, а уж добиться от них правильных
Проблема была в софте. С одной стороны альтеры должны были признавать общепринятую систему ценностей, чтобы их деятельность приносила общественно полезный результат, грубо говоря, чтобы дворник мог поддерживать на своей территории относительный — но не идеальный, это недостижимо! — порядок, а, с другой, их надо было обеспечить максимально возможной автономией, чтобы они могли самообучаться и самостоятельно принимать решения в границах своей компетенции. Последнее здорово удешевляло эксплуатацию альтеров и упрощало систему их управления.
В идеале же альтеры должны были обучать друг друга в массе, что выводило исследования за пределы биологии. Иными словами, альтеры создавались с перспективой развития особой цивилизации, альтернативной существующей — человеческой, с ее нерешаемыми в принципе проблемами, недостижимыми идеалами и нереализуемыми ценностями. От таких возможностей просто захватывало дух и леденели кончики пальцев. А еще волосы вставали дыбом.
А в то утро, перед началом эксперимента, который должен был заложить основы практического религиоведения, Офелию вызвал к себе ее научный руководитель и заведующий научной частью лаборатории Петр Ильич — «не Чайковский», как он любил говорить при знакомстве, — импозантный мужчина, карьерист и бабник в хорошем смысле, и, как обычно пялясь на ее грудь, поручил ей управлять экспериментальной установкой. Она молча кивнула и, выходя из его кабинета, почти физически чувствовала его маслянистый взгляд на своей попе. Она привыкла к его сальным шуточкам и нескромным намеком, хладнокровно пресекая все попытки затащить ее в постель. Более того, как биолог и зоопсихолог она не видела в его поведении ничего ненормального и предосудительного. Просто он был не в ее вкусе.
По плану эксперимента они должны были непосредственно воздействовать на человеческий мозг активным излучением первовещества. Опыты на животных показывали, что эффект от этого зачастую непредсказуем, однако непосредственной угрозы жизни или здоровью быть, в принципе, не должно. Излучение, правда, не совсем точно слово, поскольку никаких физических лучей или потоков частиц зарегистрировано не было. Ученые-физики говорили что-то о некоем неизученном поле, вызывающем квантовые эффекты на макроуровне, но для нее эти объяснения были тарабарщиной, поэтому они относились к первовеществу, как будто это радиоактивный изотоп или что-то подобное.
Опасности, скорее всего, не было, если не считать опасным внезапное и необъяснимое ускорение эволюционных процессов в отдельных организмах. Она помнит, каким шоком для нее стали левитирующие лабораторные мыши или те мухи, которые своим жужжанием подражали музыке, звучащей по радио. А однажды они облучили белку, и после этого та стала раскладывать из орешков сначала геометрические фигуры, а потом и буквы, правда, дальше этого дело не пошло, и ничего разумнее, чем «привет, как дела?»,
Технология направленного воздействия на живой организм к тому времени была достаточно отработана и широко применялась для создания псевдоморфов. Тем не менее, исследования на людях были заморожены по закону, и им пришлось пойти на хитрость, описав объект эксперимента, как обычную биологическую ткань, и «забыв» упомянуть, что ткань эта все еще находится по черепной коробкой Петр Ильича. Наука иногда не только требовала жертв, но заодно побуждала жертв охотно приносить себя на свой алтарь.
Давно уже эмпирически была выведена закономерность, по которой скорость и глубина эволюционного прогресса напрямую зависит от времени экспозиции. Поэтому в этом эксперименте было решено ограничиться минимальным облучением. Правда, Петр Ильич настаивал не на минимуме, но на оптимуме, и Офелия догадывалась, почему. Не так давно они закончили серию опытов с бабочками в брачный период, и выяснилось, что эволюционировавшие самцы становились настолько привлекательны для самок и продуктивны, что те находили их не как обычно на расстоянии до километра, но до десятка километров, если позволяла роза ветров, а иногда и вопреки ей. Научного объяснения этому феномену не было, поскольку на таких дистанциях ни одна молекула феромона самца не могла достигнуть усиков возбужденных самок, но факт оставался фактом: подопытные самки летали в окружении десятков бабочек-самок, слетевшихся со всей округи.
Экспериментальная установка была готова к работе, и Офелия заняла свое место за пультом. Производственный процесс никто не отменял, и поэтому вместе с Петр Ильичом должны были заодно облучаться виноградные улитки, по спецзаказу, которые должны были стать процессорами супер-компьютера, как поговаривали, конструируемого одним безумным профессором для непонятных целей, но, как известно, клиент всегда прав, не так ли. Петр Ильич слегка опоздал, что было характерно для него, зато он явился в белоснежном накрахмаленном халате и с тщательно уложенными волосами. Он всегда придавал большое значение внешнему виду и парфюму, тем более, что ход эксперимента должен был фиксироваться на видео.
Помахав рукой и белоснежно улыбаясь в лучших традициях Голливуда, Петр Ильич вошел в экспериментальную камеру и закрыл за собой массивную металлическую дверь с окном из бронированного стекла. Офелия запустила программу и посмотрела на электронное табло часов. Эксперимент начался.
7
Иван припарковался перед зданием штаба отрядов гражданской самообороны. Проще говоря, он затормозил посреди проезжей части на Садовом кольце, для очистки совести приняв немного вправо, чтобы не так сильно мешать уличному движению. Турбина посвистела еще, а потом, воя все более низким тоном, остановилась.
— Десантируемся, боец? — спросил Иван Дашу.
— Да, мой полковник. Вот только…
— Что — только?
— Неважно. Только и только. Так говорят: вот только, — она облизала губки и стала перед ним на колени. А потом расстегнула молнию его камуфляжных штанов. — Вы же не против, полковник? Кто знает, когда нам доведется остаться наедине.
— Меньше слов, боец.
— Есть!
Она вытащила его член и немного потеребила своими длинными пальчиками. Иван ответил ей отличной для такой необычной обстановки эрекцией.