Постчеловек
Шрифт:
— А-а, это… — Федор Ильич досадливо отмахнулся. — Прозвучит банально, но — Северогорск в защитном куполе. Весь мир в защитных куполах! Они похожи на соты пчел — тоже соединены между собой. И у каждого города своя сота… Понять, где кончается одна и начинается другая, можно только по вбитым в землю столбам, которые и держат все это безобразие… Кстати, если пройти по дороге еще километров пять, то как раз уткнешься в эти самые столбы. И это будет означать, что ты покинул территорию Северогорска и зашел на землю другого города.
— Весь мир под куполами? Серьезно? — разочарованно протянул Костя, осматриваясь. Он тянул время, раздумывая, каким бы
Толстяк расстроенно покачал головой:
— Человеческий фактор. Техники-идиоты перепутали дату и открыли купол для проветривания. А закрыть не успели. Благо снаружи на самом деле была ночь и никто ничего не заметил.
Яковлев осторожно и, как ему казалось, незаметно, миллиметр за миллиметром начал спиной вперед отступать от дороги.
— И многие в Северогорске знают обо всем этом? — спросил он, чтобы выиграть еще несколько секунд. — О том, что вы мне рассказывали?
— Нет, только избранные. Даже некоторые мои бойцы не в курсе, — заверил Федор Ильич и повернулся в сторону Кондора, — хотя вот этот знал! Когда-то! До недавнего времени. Пока мы не стерли и не заменили ему некоторые кусочки памяти… Да какие кусочки? Кусища!
Кондор равнодушно сплюнул.
— Не понимаю, разве люди такие идиоты? — искренне поразился Костя. — Хоть вы и говорили… то, что говорили… но все равно не понимаю, как заставить миллиарды людей по всему свету поверить в катастрофу, если ее никто не видел?
Понтифик пожал плечами:
— Люди вообще в своей массе глупы. Да, были те, кто призывал не поддаваться панике и глупостям, но… они очень быстро заткнулись! Точнее, их заткнули. Некоторых — навсегда. А остальные поверили. Или сделали вид, что поверили. Никто же не хочет, чтобы его нашли в подворотне с пробитой головой, верно? Да и пропаганда сделала свое дело…
Федор Ильич ненадолго замолчал, а Яковлев все отходил и отходил, стараясь не скрипеть снегом.
— О-о-о, святой синхрофазотрон! — неожиданно громко воскликнул мужчина. — Константин, неужели ты хочешь незаметно улизнуть?
Парень растерялся:
— Ну… ну да… хочу.
— Так улизни! — великодушно разрешил Федор Ильич. — Давай-давай, быстрее, пока я не передумал. Даже в спину стрелять не буду, обещаю!
Костя не заставил просить себя дважды. Сейчас он находился метрах в трех от дороги, и если попробовать рвануть и успеть добраться во-о-он до тех плотно растущих деревьев, чернеющих вдалеке…
И он «рванул» — с трудом перебирая ногами, он лег на снег и «поплыл», все дальше и дальше отдаляясь от неминуемой гибели… Но почти сразу уткнулся во что-то твердое и, будто мим, изображающий пантомиму, начал водить перед собой руками, везде натыкаясь на невидимую стену.
Оставшийся за спиной Понтифик рассмеялся:
— Эх, побег из курятника не удался, да, Константин? Хозяева были слишком умны и поставили преграду!
— Откуда здесь стена?! — Костя в отчаянии ударил по ней кулаком — спасение было так близко! Затем еще раз и еще. — Зачем ты здесь стоишь, сука?!
— Это не просто стена. Это высокий трехмерный экран, — пояснил Федор Ильич. — Как у тебя в квартире вместо окна, только в разы больше. Такие экраны сплошняком стоят вдоль дороги и симулируют местность и окружение… Кстати, Константин, поздравляю — теперь ты знаешь о нашем мире лжи еще чуточку больше!
Видя, что его удары не приносят результата, Яковлев повернулся и, прижавшись спиной к гладкой холодной поверхности
— Ну?! Что дальше?! Убьете меня?!
Понтифик покачал головой:
— Нет, я не буду убивать тебя. Это слишком просто. Хочешь знать, что будет дальше? В этом оружии, — продемонстрировал он свой пистолет, — находится сильнейшее психотропное лекарство. Всего один выстрел, и ты станешь овощем. Парализованным и немым овощем… Да, сначала, после выстрела, будет боль. Сильная боль! Но через несколько минут ты отключишься. Заснешь. А проснувшись, даже и не вспомнишь, кем был до этого! Потому что я сделаю то, что пообещал тебе еще в ретроклубе, до того, как ты решил сначала сбежать, а потом и пристрелить меня! Я сотру тебе память, Константин! Ты же заметил, что я люблю это делать? Очень люблю! Кстати, для тебя у меня готова особая история, можно сказать, биография! Ты — сирота-инвалид, парализованный с самого детства, а я всю жизнь о тебе забочусь, поэтому ты мне о-о-очень благодарен. А еще ты — постчеловек, который беспрекословно выполняет все мои задания и указания! Потому что для тебя это единственный шанс ходить, разговаривать, да и вообще чувствовать себя полноценным человеком! Не здесь, так в параллельном мире! — Мужчина самодовольно рассмеялся. — Видишь, как легко я распоряжаюсь чужими судьбами? Учись, пока я жив, салага!
Договорив, Федор Ильич передернул затвор пистолета, а Костя подумал, что рыпаться нет смысла — толстяк не производил впечатления человека, способного промахнуться с семи метров. Конечно, всегда оставался вариант попробовать вернуться на дорогу, кинуться в бой и отнять оружие… Но план выглядел так себе, учитывая наличие Кондора! Поэтому — будь что будет!
— На самом деле, Константин, мне тебя даже немного жаль. Со своими способностями и мышлением ты мог бы неплохо устроиться в жизни, но этот твой характер… Поближе подойдешь? Или останешься там? А может, желаешь подползти ко мне на коленях и умолять о пощаде?
— Пожалуй, я останусь здесь.
— Я уважаю твой выбор. Прощай, Константин! — Федор Ильич поднял пистолет. — Скоро я скажу другому тебе: «Здравствуй!»
Парень зажмурился.
Бах!..
Костя стоял, не понимая, попал в него толстяк или нет? Никакого «толчка» от пули, как и боли, не было. Недоуменно хмыкнув, он открыл глаза.
Понтифик лежал на дороге, лицом в снег. Мозги толстяка были раскиданы вокруг.
Кондор, застывший в двух шагах позади тела, неторопливо опустил пистолет, поставил его на предохранитель и убрал в кобуру.
— Там, в «Опиуме»… Стрелять надо было в голову. Сразу! — сказал он и, открыв рот, снял с зуба небольшую черную насадку. Кинул ее на землю. — Дурацкий преобразователь!
Голос мужчины, потеряв механические нотки, тут же изменился, став настоящим, естественным. И этот голос показался Косте до боли знакомым. Но промелькнувшая в голове мысль была слишком невероятной, чтобы оказаться правдой…
— Спасибо, Понтифик, что восстановил мне память! — Кондор подошел к мертвому телу и с отвращением пнул его под ребра. — Всю жизнь считал тебя умнее, а ты взял и не подумал, что я такой же горожанин! И что в начале бунта тоже все вспомню! Все! Все вспомню! Особенно как ты заменял мне воспоминания! — Еще пинок. — Чертов ублюдок! Надо было прикончить тебя сразу же! Еще в «Опиуме»! — Масочник глубоко вдохнул и выдохнул, успокаивая нервы. — Ладно, так даже лучше. Эффективнее! Теперь никто не узнает, что тебя убил именно я!