Постижение
Шрифт:
– Арнольд Алексеевич… не научился и не учусь пристраиваться… просто работаю…
– Скромничаешь… но тебя она украшает… на завод не тянет? А меня под зад двинули… и кто? – прохиндей-директор, которого через два месяца тоже попёрли… хе-хе… ирония… Я-то на пенсии… А ему как медному котелку…Всё же сумел он полезными друзьями обзавестись… пристроили паразита.
– У вас тоже много друзей…
– А-а, пока бесплатный спирт пили, пока давал – были друзья… теперь отмахиваются, как от прилипшей сопли…
– Что-то на вас не похоже?.. Иронизируете над собой, откровение
– Ах, Николай… к чему обидные вопросы… ты единственный без пренебрежения здороваешься со мной… отвергают… проститутки… а как лебезили!..
– Приучили…
– Фу.. чёрт… не можешь ты без обидных слов… – он отвернулся, часто моргая. Никогда не предполагал, что возникнет жалость к нему, а тем более появится стыд за нанесённую обиду… справедливую, но неуместную в данный момент.
Разговор споткнулся… виделась необходимость поддержать и разговор, и его – в нём искрилась откровенность, ищущая помощи и сочувствия.
– Арнольд Алексеевич, помните Рафаила Насырова? – воспоминания увели его от обидчивого состояния…
– Как же… помню… слесарь, который упился до смерти… недели две пьянок на заводе не было…
– Несколько минут назад его мать увела внучку, увидев меня… Значит, до сих пор винит НАС.
– Хороший был парнишка… не совсем самостоятельный, но добрая душа… и кого же матери винить?.. Мы ВСЕ виноваты…
Обсудив перипетии с Рафиком, как ожидалось, он вернулся к своей судьбе… иронизировал, жаловался, даже поскуливал, поливая всех бывших приятелей паскудными и злобными словами. Иногда из открытого рта вываливается больше дерьма, чем с неприкрытой задницы.
Спустив из нутра застоявшуюся тину, принялся выворачивать себя наизнанку, ощупывая каждый изъян в себе… Вывернутый наизнанку – жалок, но не опасен, а вот вывалившееся дерьмо – это столь мерзко, что слушать противно… Ощущение – была нелицеприятная встреча… словно били по физиономии прицельно, пронизывающе больно и автоматически часто.
Самобичевание прошло… Арнольд был беспомощным, пока не знал, что делать… ощущал себя ничтожным… что и было началом движения – он превратился в учителя. Нравоучение сводилось к элементарной формуле: взаимоотношения должны строиться на нужности личности… скучно и неприемлемо, но пытаюсь сохранить тактичность…
Арнольд стал оптимистичнее – поучая, познавал… и уже знал, что делать… и я ему уже стал не нужен… Он, сославшись на срочное дело, уверенной, почти строевой походкой удалился из сквера.
Арнольд правдив в своей наивности… но с наивностью чувствует себя ничтожеством, а за пределами наивности удовлетворять может только выдумка – в ней больше сладости, а от горечи можно устать… и тогда нет созидания, в лучшем случае болтовня, в худшем – разрушение.
Он не верит, что я могу простить – знает тех, кто ему не простил… но не знает, что прощение – это не забвение, а изменение к лучшему… простить не только понять, но и переломить, в первую очередь самого себя… Он никого не простил, поэтому ни от кого не ждёт прощения.
Наше с Арнольдом соприкосновение произошло, когда объединили два цеха и две
Арнольд стоял на груде металла, как на постаменте. Его среднего роста округлая фигура возвышалась над головами слесарей. Развод – обязанность мастеров, но сегодня эту роль Арнольд исполнял с удовольствием… надо было перед новичками выплеснуть свою энергию и почувствовать силу своей власти… порисоваться – показать свои удельнокняжеские замашки, и указать каждому своё место.
Почувствовать свободу можно в момент превосходства… не понимая, что в этом есть заблуждение с далёкими последствиями… Говорил много с профессорским тоном, остроумно унижая личностей с недостатками… ему подхихикивали послушные и зловредные.
Не хотелось соглашаться с первым впечатлением… возразил ехидному замечанию – не в мой адрес, что вызвало застывшее молчание у тех, кто тесно знал Арнольда, а его речь, до сего момента размеренная, поперхнулась застывшим языком… но сделал вид, что не расслышал…
Чуть позже «послушный» по кличке «Степан» доверительно и с намёком на то, что доверительность не его инициатива, прошептал на ухо: «Нельзя возражать хозяину… можно не получить и обглоданной кости…»
Страх присущ всем… Различие в том, что он преодолевается неодинаково…
От услышанного, кроме мерзости пробежали, мурашки страха, ещё более мерзкого и неопределённого… заставившего выдавить искривлённую улыбку, и так же шепотом сказал: «Передай хозяину… у него воспитанные холуи…» – после сказанного исчез страх и появилась даже приятность от брошенного вызова.
Позже понял: моё противопоставление идеям и жизненному образу Арнольда были с открытым забралом, а он бил из-за угла и неожиданно. Но как раз это не ломало меня, а вырабатывало противоядие от непредсказуемых пакостей… которые с осознанием теряли непредсказуемость.
В одном из перекуров того первого дня высказал свои впечатления об Арнольде… и «Арнольдовы голуби» стали запугивать меня, хотя это были те, кто подхихикивал Арнольду: «Ты его ещё не знаешь!» – были искренность и беспокойство за меня… усталость в глазах при имени Арнольда подсказывала, что они горестно испытывали его давление… И мелькнула искра надежды: а вдруг мне получится сломать Арнольду рога… и даже давались конкретные предложения…
Рога ни мне и никому не пришлось ломать – их не было, а был «Степан», который исчез как-то незаметно и тихо… а в конце рабочего дня «Арнольдов мастер» отвёл меня в сторону и предложил: «Если не нравится механик, поищи другого… Цехов много и механиков тоже… всем требуются слесаря…» – прямо, ясно, но чужим языком… и мысли чужие… и ответа не требовалось.
Забегу вперёд… Саша, не помню фамилии, мой гнев на его слова принял как решительное «нет»… проработал не более недели… Как мне думалось, и оказалось, что думал правильно: Саша сам воспользовался предложением Арнольда, которое было для меня… его взяли в новый цех с повышением – механиком… В любом случае, это было самостоятельное решение.