Постовой
Шрифт:
– Понимаешь, Павел, ты вообще не вправе ничего делать самостоятельно.
– Угум.
– Ты ничего никому не сказал, поперся один, связь отключил…
– Мля, Дима, ну сколько можно? Ты от меня что хочешь услышать? Что я, пока ты будешь на ужине, буду в кафе полтора часа сидеть? Так я бы с удовольствием никуда не пошел, но продавщицы на меня сразу жалобу накатают, что людей грабят, а я манты кушаю. Ты тогда на ужин не ходи, а сиди рядом, меня за руку держи. Или все-таки будешь спокойно на ужин к маме ходить?
По лицу Димы читалось, что кушать хочется чуть больше, чем без ужина опекать беспокойного стажера.
Мое триумфальное окончание первого рабочего дня было несколько смазано. Когда Дима, докладывая о результатах работы
– Ну вот объясни мне, Олег, как так получилось? Молодые в первый же день задерживают жулика, а ты даришь раскрытый грабеж линейному отделу. Ну вот о чем ты думал? Не мог подсказать потерпевшей, чтобы она написала, что сумку вырвали не на переходе, на территории «линейщиков», а на Привокзальной площади? А теперь линейный отдел в шоколаде, а нас завтра утром поимеют за два грабежа на площади, которые утром произошли, а заявлять о них пришли только сейчас, вечером.
– Но, командир, – возмущению сержанта предела не было, – когда дежурный сказал потерпевшую в отдел везти, то грабеж-то был еще «темнющим», и никаких перспектив его раскрытия не было. Поэтому я женщине и сказал, чтобы она писала, что сумку вырвали не на нашей территории, а на входе в вокзал. А жулика-то только через полчаса задержали, и то совершенно случайно.
– Ну, так-то да, – задумчиво пробормотал капитан и с досадой швырнул шариковую ручку на столешницу, – но все равно, в следующий раз думай головой. Факт остается фактом, мы задержали злодея, а карточку за раскрытие получит линейный отдел милиции. Они мне, кстати, звонили, очень благодарили за хорошую работу. Кстати, Комов, где Ломов?
– Мы тут, командир, только что подошли. – Дима протиснулся поближе к столу, где восседали командиры.
– А, скажи мне, Дима, как получилось, что дежурный по РОВД полчаса не мог до тебя докричаться?
Дима молчал, потупившись. Почему-то сказать, что в установленное время он был на ужине у мамы, мой наставник не решался.
Я шагнул вперед:
– Товарищ капитан, это я виноват. Несколько раз рацию проверял, ну видно, незаметно громкость на ноль перевел, вот и отключился. Больше такого не повторится.
Ротный перевел взгляд на меня, как будто его поразило, что вот «это» еще и разговаривать умеет. Но сказал капитан, конечно, иное:
– Вы, конечно, молодцы, сработали четко. Но, Дима, как старший поста, за связь на посту отвечаешь ты и только ты. С Громова в ближайшие полгода спроса нет никакого. А ты год отработал, а сегодня ушами щелкал, как молодой. Неужели непонятно, если рацию отдела десять минут не слышно, значит, что-то со связью не в порядке и надо причину искать. Не может дежурный столько времени в эфире молчать. Что головой мотаешь? Чтобы это было в последний раз.
Поднимаясь на выход из подвала, я шепотом спросил у напарника:
– Дима, а что ты не сказал, что на ужине у мамы был?
Дима воровато оглянулся:
– Командир знает, что моя мама живет в другом месте. Я у подруги был, а начальники на это смотрят косо, меня давно бабником считают. Короче, все сложно.
Глава седьмая. Пустые хлопоты
Конец апреля одна тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года
«Статья 89. Хищение государственного или общественного имущества, совершенное путем кражи.
Тайное похищение государственного или общественного имущества (кража) – наказывается лишением свободы на срок до трех лет или исправительными работами на срок до одного года».
После выходных, отпахав еще пару смен в Нахаловке, мы с
– Ломов, когда будет результат? У вас итоги за неделю хуже всех в роте.
– Ну, товарищ капитан, вы же знаете. В Нахаловку чужие не ходят, а свои пакостят в других местах. Улицы пустые. Даже у магазина, на Нерчинской, не дерутся. А пивной киоск, когда мы на смену выходим, уже закрыт, пиво еще днем успевают разобрать.
– Я тебя предупредил, что у вас результаты хуже всех. Думайте, что делать, а то, вон, студент у тебя грамотный и ты тоже в институте учился. Парни, вы должны быть резкими и сообразительными. Так что начинайте работать активно и дайте мне результат. А ходить с пяти до часу ночи и хреном груши околачивать я вам не позволю.
– Мы обязательно исправимся, товарищ капитан. Вот прям с завтрашнего дня.
Следующая смена была такая же унылая, как и все предыдущие. Где-то на площади Основателя, кость в кость бились бомжи, у единственного действующего в городе храма мафия нищих и псевдо-калек, с применением костылей и боевых посохов, проводила перевыборы властной вертикали. На этот раз милиция отреагировала штатно, бомжей разогнали, у храма тоже наступило благолепие, после чего на полчаса в эфире все стихло, чтобы взорваться сообщением, что во дворах, за райотделом, сильно подвыпивший мужчина от души гоняет свою подругу жизни, одетую только в трусы и лифчик. Мужчина, заподозрив даму в особом внимании к другу семьи, начал экзекуцию дома. Но женщина, в чем была, выскользнула на улицу, и два патрульных УАЗа с синими полосами на боках целый час мотались по узким проездам однотипных «хрущевок» в поисках неуловимой парочки, так как женщины, возмущенные бегающими по дворам неодетыми людьми, звонили в службу «ноль два» непрерывно.
Нахаловка же была оазисом тишины и благолепия, во всяком случае вся криминальная жизнь происходила за высокими заборами, куда нам без вызова ходу не было. За четыре рабочих дня мы так и не придумали, как выправить положение и дать начальству достаточный результат работы. Пятый день выходил на субботу, когда традиционно, вместо отдыха, мы были мобилизованы на охрану очередного митинга демократично настроенной общественности, выбравших для своего еженедельного гайд-парка небольшой сквер за зданием цирка. Эта интеллигентная публика своими криками за демократию и агрессивными спорами на тему «куда идти Россиюшке», каждую субботу распугивала местных немногочисленных белок и мамаш с детскими колясками.
Наблюдая за нервными типами с плохо отпечатанными на изографе газетками «Демократического союза» в руках и нервно барабаня крупными пальцами по пустой кобуре, Дима делился планами по исправлению нашей плачевной оперативной ситуации:
– Можно встать под мост, в засаду. Все равно кто-нибудь с хлебного комбината батоны в Нахаловку таскает, ну или муку.
– Там не пойдут. – Я улыбнулся, вспомнив нашумевшую в узких кругах, но еще пока не случившуюся здесь историю, когда три автопатруля нашей роты, оставленные по какой-то надобности работать до утра, устроили как раз под мостом покерный турнир. В пылу игры кто-то сунул тангенту рации патрульного автомобиля под крепкий милицейский зад. А рации имеют такую особенность – могут работать либо на передачу, либо на прием, так называемый симплексный режим передачи данных. Несколько часов дежурка нашего отдела и, самое главное, дежурная часть городского управления были вынуждены слышать в эфире ход яростной и бескомпромиссной игры, не имея технической возможности высказать участникам турнира свое «фи». Лишь только под утро экипаж вневедомственной охраны нашел подпольный карточный клуб и прекратил прямой репортаж в эфире.