Постоялый двор Синичкино

В большой печи весело потрескивает огонь, освещая только половину лица хозяйки дома, сгорбленной старухи, возраст которой определить практически невозможно, однако она определённо очень долго живёт на свете. Об этом свидетельствуют её дрожащие костлявые, исполосованные толстыми венами руки. В этих руках старуха держит пластмассовый гребень и время от времени проводит им по седым волосам. В небольшой комнате старой избы темно, но Гертруду, восьмилетнюю внучку старухи, не пугает темнота. Гера, поджав по-турецки ноги, сидит на старом продавленном диване и слушает бабушку.

— Богиня смерти Паляндра ненавидит

людей. Она всегда радуется, когда человек умирает. Её слуги, ужасные навьи, день и ночь рыщут по свету, насылая смерть, чтобы порадовать свою хозяйку, — тихо рассказывает старуха, сидя на маленькой табуретке у печи и монотонно расчёсывая длинные спутанные пряди своих волос.

— Бабушка, почему Паляндра ненавидит людей? — звонким голоском спрашивает Гертруда.

— В людях жизнь, а Паляндре жизнь противна. Она же, дитятко, нежить! — спокойно отвечает старуха и показывает на огонь в печи. — Если в лесу путник заблудился и ему заночевать там надобно, то первым делом этому бедолаге следует развести костёр. Не сделает этого — навьи на него тотчас начнут чары насылать, чтобы сердце путника от страха остановилось и Паляндра порадовалась, почувствовав, что на земле кто-то умер.

— А как костёр поможет? — любопытствует Гертруда.

— Ведома как, — охотно отзывается старуха, — огонь костра не даст навьям подойти близко, чтобы своё худое дело сделать. Они ведь огня боятся!

— Значит из-за навий мы каждый вечер печку топим! — догадывается Гера. — Мы их от избы отпугиваем!

— К нашей избе навьи не подойдут, — успокаивает внучку старуха. — Наша изба стоит на заговорённом месте.

— Поэтому ты так долго живёшь? Навьи не могут до тебя добраться! — улыбается довольная Гертруда.

Вместо ответа старуха встаёт, закалывает гребнем волосы на затылке, а потом, шаркая ногами по полу, идёт к резному деревянному буфету и достаёт из него тонкую свечу, вставленную в вычурный медный подсвечник.

— Поди сюда, моё золотко, — манит она рукой внучку.

Гера, спрыгнув с дивана, тут же бежит к бабушке, а та ставит подсвечник со свечой на обеденный стол, что стоит тут же, у буфета, потом вытаскивает из кармана коробок спичек и поджигает свечу.

— Смотри, — шепчет старуха, после чего вытягивает свечу из подсвечника.

Гера во все глаза смотрит на тонкий дрожащий огонёк свечи в руках бабушки.

Старуха начинает бормотать непонятные слова:

— Навь, явь, правь, света добавь. Воском сплывай, скрытое открывай...

Огонёк свечи разгорается всё сильнее.

Гера задерживает дыхание. Она чувствует, что происходит что-то странное, необъяснимое. Огонёк свечи пляшет, старуха шепчет:

— Всё мне покажи! Время сотри! В кольца пламя сверни! Посчитай мои дни!

Свеча вдруг начинает изгибаться, скручиваться, огонёк вспыхивает ярко-ярко и гаснет.

— Что это было?! — удивляется Гертруда.

— Это, внученька, знамение: умру я на исходе этого месяца, — старуха ложит погасшую свечу на стол, а потом ласково гладит внучку по голове. — Только ты не кручинься из-за этого. Моя жизнь прожита, а твоя только начинается.

— Я останусь жить здесь, в лесу, одна? — пугается Гера.

— Нет, что ты такое говоришь, моя кровинушка! — затрясла головой старуха. — Нешто я тебя брошу тут, посреди болот и лесов?! Край наш гиблый. Нельзя дитю одному здесь быть. Навьи сразу налетят, как пчёлы на мёд. Ты поедешь в большой город. Племянник у меня там живёт, Георгий. Гоша мужик правильный, женатый, но бездетный. Жена его, Олюшка, не может деток иметь: здоровье у неё

хлипкое, да и Георгий с молоду болями в ногах мается. Рады они тебе будут. В их семье вырастешь, выучишься, станешь учёным человеком. Всё у тебя, моя яхонтовая, будет хорошо. Только не забывай: навьи боятся огня.

— Навьи боятся огня, — повторяет Гера, глядя на скрученную погасшую свечу, лежащую на столе.

Свеча вдруг исчает, так же, как и буфет, стол, диван...

Теперь восьмилетняя Гертруда стоит посреди леса.

— Бабушка! — робко зовёт Гера, глядя на высокие сосны, плотным кольцом окружающие её.

— Я отведу тебя к бабушке, сладенькая! — скрипит кто-то за спиной Гертруды.

Гера резко поворачивается: от высокой старой сосны к ней движется странное существо в длинном рваном сером платье, с чёрными дырами вместо глаз, спутанными, доходящими до колен белыми волосами и нереально длинными руками. Руки, словно плети, болтаются вдоль туловища существа.

— Пойдём к бабушке, — хрипло предлагает существо и начинает поднимать правую руку, желая дотронуться до Гертруды.

Ужас охватывает Геру.

— Это навья, — догадывается она, потому что много раз слышала от бабушки описание слуг богини смерти Паляндры.

— Я никуда не пойду с тобой! — кричит Гера и начинает отступать от навьи.

— Куда ты денешься?! — хохочет существо. — Не сейчас, так позже, но будешь моей. Я умею ждать! Вон сколько твою бабку ждала и дождалась!

Гера разворачивается, в одну секунду, не смотря на бешено колотящееся от ужаса сердце, определяет, что находится в своём лесу недалеко от болота и бежит через кусты дикого малинника в сторону, противоположную болоту. Сперва Гертруда решает спрятаться в доме бабушки. Дом совсем недалеко: на опушке леса. Надо пробежать вырубку, потом свернуть направо и там уже рукой подать до дома старухи Марьяны Лельчиц. Однако, миновав вырубку, Гера меняет решение и выбирает другой путь, более длинный: теперь она бежит прямо до глубокого оврага, который делит лес на две части, перебирается через него, выскакивает на лесную дорогу и по ней несётся со всех ног к небольшому селу Синичкино.

— В Синичкино всегда толпятся печи и горят на подоконниках свечи. Туда навья не сунется, — крутится в голове Геры спасительная мысль.

Гертруда бежит, падает, встаёт, снова бежит, опять падает и, вскочив, продолжает со всех ног нестись к спасительному Синичкино. Она отчётливо слышит за собой тяжёлые шаги навьи, но не оборачивается.

Вот уже закончился лес и дорога ведёт Геру к маленькому, всего в десять домов, селу, расположеному вдали от больших дорог посреди огромного поля.

— Помогите! — кричит восьмилетняя девочка, вбегая в деревню.

— Никто тебе не поможет! — хохочет позади неё навья. — Моя ты!

Гера каменеет от ужаса, понимая, что дома в селе Синичкино пустые.

— Помогите, — без особой надежды шепчет Гертруда и просыпается.

— Это сон. Просто сон, — проснувшись, прошептала Гертруда Степановна Лельчиц, тридцати летняя доцент кафедры историко-культурного наследия престижного государственного университета культуры и искусств, но всё же опасливо осмотрелась в поисках страшного длиннорукого существа из сна. За окном светило солнце, наполняя комнату ярким светом. Никаких мифических навьий ни возле углового дивана, на котором Гертруда лежала, ни в остальной квартире, расположенной на шестом этаже девятиэтажной новостройки в хорошем районе большого города, не наблюдалось.