Поступь стали VII
Шрифт:
А спустя десяток секунд к нам за стол присоединился Зигфрид, Файа, Вурдор, а также Сабина Гросвенор.
В это раз с вероятным будущим их ознакомил Белор. Тот в красках рассказал, какое месиво нас всех ожидает, и что толкового плана у нас нет. Но и сидеть в замке, смысла не было. Так что, несмотря на ситуацию, запланированный ранее захват Логова, а затем и Вуллингтона остаётся в силе, вот только его нужно серьезно переработать, ибо полагаться на химер уже не стоит.
Новости мало кого порадовали, но воспринялись крайне спокойно. Что тут говорить, то, что вытворяют кровососы на землях Алтонии, уже можно назвать концом света
Тем временем в Вуллингтоне
Дворец рода Гросвенор сильно изменился с момента захвата. Великие знамёна дома волка были сожжены, а гобелены с ликами членов рода превращены в напольные ковры. Даже само здание начало сереть, и той монументальной мощи от него уже не веяло. А причиной тому был Агну Кнаргог, человек в своём желании места, ставший вампиром, но утративший свободу.
Сидя на троне Хъю Гросвенора, граф пребывал в раздражённом состоянии духа, а также он всеми силами старался понять, что ему делать дальше. Власть Лорда крови над ним была абсолютна, и после нескольких показательных порок и унижения перед подчинёнными, Арду понял, так продолжаться дальше не может. Им водили, словно марионеткой, и желанная сила, которая бы позволила расправиться с Гросвенорами, мало того, что оказалась не такой уж и могущественной, так ещё и стала его проклятием. Всё-таки граф был воином, и он чётко осознавал, что с тем же Вольфом Гросвенором у него не было и шансов даже сейчас.
Жажда крови была невыносимой, но вампира не тревожили жизни людей, которые стали для него пищей. Его беспокоило, что кровь затуманила его разум, и с каждым днём его воля становилась всё слабее. Потери контроля становились всё чаще, и всё чаще зверь преобладал над ним. Его терзала переполняемая злоба и ненависть, направленная на лорда крови, на сучек Гросвенор, и на всю вампирскую погань. Но иногда в моменты потери контроля вся злоба, направленная на виновников его беды, не по его воле направлялась на других, на тех, кто был ему верен, даже когда граф стал вампиром.
Три дня ранее, когда Арду Кнаргог в очередной раз потерял контроль над собой, оказавшийся рядом верный слуга Михо Ваширног, воин, верой и правдой служивший ему уже как четыре десятка лет, был им же и растерзан. Именно Михо отвечал за его безопасность и контролировал Низши, которые были страшнее саранчи, ибо, обретя каплю силы, стали хуже демонов, те хоть были, по сути, безумны.
Как бы там ни было, Арду Кнаргог не хотел превращать домен Гросвенор в выжженную пустошь, где же ему тогда править? Но, как оказалось, то, что граф хотел, не интересовало его хозяина.
Стоило подумать о лорде крови, как Арду стал закипать. Но, как говорится, помяни лихо…
— Пёс, — раздался слащавый голос за его спиной.
Граф даже не осознал, как оказался на коленях перед "хозяином", уткнувшись головой в пол. А Лорд крови как обычно наступил ему на голову ногой.
— Ха-ха-ха, послушный пёс. Для тебя есть задание, оно тебе понравится. Всё-таки я хороший хозяин, и ты заслуживаешь долгожданную кость.
Глава 9
О том, что в средневековом обществе возможно настолько быстрое распространение информации, я даже и не представлял, тем более в данный момент, когда на Алтонию обрушилась страшнейшая кровавая смута. Но ни устроенная вампирами адская
Поначалу я старался всех предупреждать, объяснял, какая опасность грозит, и что у меня есть страшнейшие враги, которые рано или поздно окажутся у порогов моего дома, но люди прибывали и прибывали, и в конце концов я полностью возложил все тяжбы организации переселенцев на Петру. Она и так исполняла данное ей ранее указание, но сейчас я полностью устранился, лишь иногда выходя из замка, чтобы посмотреть, как оно всё происходит.
И хочу заметить, Петра справлялась превосходно — без моих указаний и советов отыскались ремесленники, маляры, гончары, плотники, каменщики, швеи. Не было тех, кто просто так приходил и, ничего не делая, получал блага мирной жизни, каждому находилась работа по способностям. Снисхождение делалось лишь людям преклонного возраста, и то лишь, если они уже из-за старческой дряблости не могли вносить пользу.
Пока сохранялся консилиум старост, их число уже перевалило за шестьдесят, все бородатые, на вид смышлёные, с острым взором, а также с бараньей упёртостью. Но хоть у многих взор был недовольный, попыток качать права не было. Всё же все понимали, кто и какое занимает место в данной ситуации.
Понятное дело, что односельчане или просто знакомые старались селиться в одном месте, одном бараке. Но такие поползновения были обрублены на корню, не только чтобы пресечь образования внутренних общин, но и чтобы исключить фактор диверсии. Правда, если такая тактика поначалу пребывания переселенцев имела хоть какой-то смысл, то в данный момент, когда численность беженцев на моей земле достигла ста семидесяти тысяч, уже нет. И мы перешли к тактике жестокой диктатуры с комендантским часом и запретом столпотворения людей, которые в свободное время собираются больше десяти.
Чем больше становилось людей, тем жёстче мы были вынуждены действовать, ибо дисциплину и порядок становилось все сложнее поддерживать. Причина проста — чем дольше люди находились в тепле и безопасности, тем слабее становился страх перед смертью. Когда люди начали расслабляться, проснулось и своё мнение на сложившуюся ситуацию, и то, как бы им хотелось жить дальше, и что и когда делать. Сначала я и Петра пытались воздействовать на консилиум старост, но чем больше пребывало людей, тем становилось сложнее. Мнение престарелых дедулек было не Абсолютом в квадрате для молодёжи, и когда мирные методы перестали давать свои плоды, началось реальное закручивание гаек.
Волей-неволей я сам начал образовывать строгую кастовую систему. Люди в моих землях стали делиться на строителей, добытчиков, стражей и всё. Сказать, что всё получалось гладко, и все прям сразу же смирялись со своей участью, нельзя. Уже пять сотен людей были изгнаны за пределы моих земель, ибо имели крутой нрав и свой «взгляд» на вещи. Вот только ситуация была не той, чтобы давать людям возможность измениться, осознать свою правоту, ну и всё остальное в подобном роде. Я не хотел становиться кровавым диктатором и делать сотни показательных казней, хотя и были подобные мысли, скрывать не буду.