Посвисти для нас
Шрифт:
Сын
Деловая поездка длилась всего два дня. Вернувшись в Токио, Одзу заглянул в контору и поехал домой. У него почему-то было ощущение, что он отсутствовал очень долго.
— Где Эйити? — спросил он Нобуко, разуваясь в прихожей.
— Сегодня же пятница, — отвечала жена, принимая его ботинки и улыбаясь мужниной забывчивости. — У него ночное дежурство в больнице.
— А-а! —
Он хотел спросить еще кое о чем, но промолчал. Он помнил, что накануне отъезда в командировку из-за какой-то мелочи у него вышел спор с сыном, зашедшим после долгого перерыва к ним поужинать.
Прежде Одзу считал, что Эйити любит и уважает его, но пришло время — тот как раз готовился поступать на медицинский, — когда отца начало все больше возмущать отношение его отпрыска к жизни. Одзу казалось, что карьерный успех превратился для сына в главную цель жизни, хотя в медицинском мире вряд ли все согласились бы с таким подходом.
В отличие от младшей сестры Юми, Эйити, перейдя в старшую школу, взялся за учебу со всей серьезностью. За счет своей усидчивости он смог поступить в медицинский университет К., но растерял всех друзей. Его приятели, часто заглядывавшие к ним в дом, постепенно отдалялись все дальше.
— Это потому, что они не такие, как я, — повторял Эйити. — Они следуют по жизни со всеми удобствами благодаря своим старикам и их связям. А мне отец ничем помочь не может. Друзья друзьями, но в конечном счете надо о себе думать в первую очередь.
— Если так думать — жить будет уныло и одиноко, — бормотал Одзу в ответ на слова сына.
Тот холодно улыбнулся:
— Хочешь сказать, что таким добрякам, как ты, жить не одиноко? Да мне тошно смотреть на то, как ты живешь…
Одзу надолго запомнил это ответ.
Последняя перепалка между ними была в том же роде. За ужином разговор зашел о больнице. Эйити с насмешкой сказал что-то о престарелом пациенте, которого долго лечили, хотя шансов на выздоровление не было, Одзу начал укорять сына. Сейчас он снова вспомнил об их споре.
Одзу переоделся. Жена налила ему в гостиной чаю. Просматривая накопившуюся за два дня его отсутствия почту, Одзу поинтересовался:
— Ну как дела? Какие новости?
— Да никаких. Ставни наверху заедают, хотела вызвать плотника, никто трубку не берет.
— У них людей не хватает. Сейчас кругом стройка идет. Какой им интерес со ставнями возиться.
Одзу громко отхлебнул из чашки, и жена вдруг вспомнила:
— Было кое-что непонятное. Три странных звонка.
— Странных звонка?
— Звонил телефон, я снимала трубку… и все, обрыв связи.
— Наверное, кто-то ошибся.
— Но когда я говорила: «Квартира Одзу», на том конце несколько секунд молчали. Будто ждали какого-то
Вечером, когда Юми вернулась домой, вся семья, за исключением сына, сидела за обеденным столом.
— Никогда не думал, что даже врачам приходится так долго маяться внизу социальной лестницы. — За ужином Одзу был в хорошем настроении, то и дело поднося ко рту чашечку с сакэ. — Большинство парней в его возрасте уже прилично зарабатывают, а он все никак не может встать на ноги.
— А что он может сделать? — встала на защиту брата Юми. — Сам выбрал этот путь. Он говорил, что, раз ты не доктор, он не может воспользоваться отцовским влиянием, чтобы устроиться на тепленькое место в какой-нибудь больнице, как это делают другие… Поэтому он нацелился на то, чтобы сделать карьеру в университете.
— Но в университете тоже пробиться очень тяжело. Лет десять-двадцать пройдет, пока доцентом станешь и допустят читать студентам лекции.
— Потому-то он так и бьется.
— Это хорошо, что он так много работает, — решила вставить свое слово Нобуко. — Только я беспокоюсь о его здоровье.
— Он всегда говорит, что хочет добиться своего, чего бы это ни стоило. — Юми отложила палочки и встала, чтобы поставить на стол новую бутылочку сакэ.
— Да… он такой, — с болью в голосе проворчал Одзу.
— Совсем на тебя не похож. Умный мальчик. — Жена Одзу явно гордилась сыном. — Он так старается учиться.
— Некоторые люди во имя карьеры отгораживаются от всего. Какой толк будет, если он прославится в своем университете, но лишится всего тепла, которое есть в жизни?
— Времена изменились. Что сейчас остается молодежи? Не будешь отталкивать других — не выживешь. Что может сделать Эйити?
Одзу не стал ничего отвечать жене. Он всегда чувствовал, что в глубине души она недовольна тем, что муж не сумел сделать хорошую карьеру. Недовольство трансформировалось в настойчивое желание защищать сына, как она это делала сейчас.
— Если времена сейчас тяжелые, как ты говоришь, значит, в войну, когда мы были молодые, было лучше?
— Я не это имела в виду. Просто тогда темп жизни был неспешный.
Так ли неспешно проходили дни в то время? В Японии горели города, множество людей бежало от войны сквозь дым пожарищ, призванных на военную службу новобранцев, вроде Одзу, каждый день избивали старослужащие…
— Ты все время ссылаешься на войну, папа! — Юми поставила на стол бутылочку сакэ. Она всегда занимала сторону матери. — Тогда время воспринималось совсем по-другому. Даже сравнивать нельзя.
В памяти Одзу промелькнуло рыбье лицо Хирамэ с блеклыми глазками. «Что бы ты сказал о сегодняшнем дне, если бы был жив?»