Потаенный Город

Эддингс Дэвид

– Юная богиня подавила всхлип. – Может быть, поговорим о чем-нибудь другом?

– Конечно. – Спархок на миг отвел глаза от созвездия, мерцавшего в ночном небе. – Там, впереди, в облаках видны горы.

– Значит, мы почти у цели. Диргис расположен в большой долине, которая лежит как раз за этим кряжем.

Их стремительный полет начал замедляться. Они пролетели над снежными пиками южного отрога Атанских гор, пиками, которые высились среди облачного моря, точно ледяные острова, и обнаружили, что над долиной колышется

лишь тонкий облачный слой.

Невесомые, как пух одуванчика, они спустились к поросшим лесом холмам и ущельям долины. Лунный свет вымыл из пейзажа все цвета, придав ему взамен небывалую четкость. Слева, чуть в отдалении, мерцала горстка огней – красноватый отлив факелов на узких улочках и золотистое сияние свечей в крохотных окнах.

– Это Диргис, – сказала Афраэль. – Мы опустимся на землю за пределами города. Мне, пожалуй, понадобится опять переменить облик, прежде чем мы войдем в город.

– Либо это, либо надень что-нибудь еще.

– Тебя это в самом деле так волнует, Спархок? Неужели я уродлива?

– Нет. Совсем наоборот – и это волнует меня еще больше. Я не могу связно думать, Афраэль, когда ты стоишь рядом нагая.

– Я ведь не женщина, Спархок, – во всяком случае, не в том смысле, который тебя так волнует. Неужели ты не можешь думать обо мне, как, скажем, о кобылице или оленихе?

– Нет. Не могу. Займись делом, Афраэль. Не уверен, что нам так уж нужно обсуждать, как именно я о тебе думаю.

– Ты краснеешь, Спархок?

– По правде говоря, да. Может, покончим с этим?

– А знаешь, это очень мило.

– Может, хватит?

Они опустились на землю в укромной лощине примерно в полумиле от окраин Диргиса, и Спархок вновь отвернулся, ожидая, пока Богиня-Дитя примет более привычный облик стирикской девочки, которую все они знали как Флейту.

– Так лучше? – спросила она, когда он обернулся.

– Гораздо. – Спархок подхватил ее на руки и поспешил к городу, широко шагая длинными ногами. Он сосредоточился на ходьбе – это помогало ему не думать.

– Они вошли в город, свернули с главной улицы и остановились перед большим двухэтажным зданием.

– Это здесь, – сказала Афраэль. – Войдем и поднимемся по лестнице. Я сделаю так, что трактирщик нас не увидит.

Спархок рывком распахнул дверь, пересек зал на первом этаже и поднялся по лестнице.

Когда они вошли, Ксанетия, окутанная сиянием, бережно обнимала Сефрению. Женщины расположились на узкой кровати в небольшой комнате, стены которой были сложены из грубо отесанных бревен. Это была одна из тех уютных чистеньких комнат, какие можно отыскать по всему миру, в любой гостинице, расположенной в горах. Здесь были изразцовая печь, пара кресел, и у каждой кровати стоял ночной столик. Две свечи бросали золотистый свет на женщин на постели. Одеяние Сефрении спереди было залито кровью, и ее бледное лицо подернула предсмертная серость. Спархок взглянул

на него – и его охватила жгучая ярость.

– За это я причиню Заласте боль! – прорычал он по-тролличьи.

Афраэль озадаченно посмотрела на него, затем тоже заговорила на гортанном наречии троллей.

– Твоя мысль хорошая, Анакха, – свирепо согласилась она. – Причини ему много боли. – Душераздирающие звуки слова, которым в языке троллей обозначалась «боль», отчего-то лучше всего выражали их состояние.

– Впрочем, его сердце все равно принадлежит мне, – добавила Афраэль и повернулась к Ксанетии. – Есть какие-нибудь перемены? – спросила она уже по-тамульски.

– Ни малейших, о Божественная, – безмерно усталым голосом ответила дэльфийка. – Я отдаю дорогой нашей сестре собственную силу, дабы поддержать ее существование, однако же сила моя почти исчерпалась. Скоро умрет она, а вслед за нею и я.

– Нет, милая Ксанетия, – с силой сказала Афраэль, – этого я не допущу. Однако же не страшись. Здесь Анакха, и при нем Беллиом, который спасет вас обеих.

– Но сие недопустимо! – воскликнула Ксанетия. – Сие подвергнет опасности жизнь королевы Эланы! Уж лучше пусть умрем мы обе, я и моя сестра.

– Не надо самопожертвований, Ксанетия, – едко бросила Афраэль. – У меня от таких слов зубы ноют. Поговори с Беллиомом, Спархок. Узнай, как мы должны все проделать.

– Голубая Роза, – позвал Спархок, касаясь пальцами шкатулки, скрытой под матросской робой.

«Я внемлю тебе, Анакха», – голос Беллиома прозвучал в его сознании едва слышным шепотом.

«Мы прибыли туда, где лежит смертельно раненная Сефрения».

«Хорошо».

«Что делать нам теперь? Молю тебя, Голубая Роза, не подвергай еще большей опасности мою подругу».

«Мольба твоя недостойна, Анакха, ибо говорит она о недостатке веры. Начнем же. Преклони свою волю передо мною. Твоими устами должен я говорить с анарой Ксанетией».

Странная, отрешенная апатия нахлынула на Спархока, и он ощутил, как его сознание непостижимым образом отделяется от тела.

– Внемли мне, Ксанетия. – Странно изменившийся голос тем не менее принадлежал Спархоку, однако он не ощущал, что говорит.

– Со всем вниманием, Творец Миров, – изможденным голосом отозвалась Ксанетия.

– Пусть Богиня-Дитя поддержит свою сестру. Мне понадобятся твои руки.

Афраэль проскользнула на кровать и бережно приняла Сефрению из рук Ксанетии.

– Возьми шкатулку, Анакха, – приказал Беллиом, – и передай ее анаре Ксанетии.

Спархок неловкими дергающимися движениями высвободил шкатулку из-под рубахи и стянул через голову кожаный ремешок.

– Собери вокруг себя всю умиротворенность, что вложило в тебя проклятие Эдемуса, Ксанетия, – продолжал Беллиом, – и заключи шкатулку – и суть мою – в свои руки, дабы твой покой снизошел на то, что будет в твоих руках.