Потанцуй со мною, месяц
Шрифт:
Марк улыбнулся и насмешливо протянул:
— Только не говори это Анжелике. Она… огорчится.
— Уверена, что не огорчится, а придет в бешенство. Но можешь не переживать, у меня нет желания с ней общаться.
— А ты, Даша. Почему сюда приехала?
— Я тебе уже говорила — менять фигуру.
— Что в ней не так? И для чего ты это делаешь?
— Ты не ответил на мой вопрос, но задал два своих. Нечестно, — фыркнула я.
— Тогда оставим все вопросы висеть в воздухе.
Южная ночь все
Звезды мелко подрагивали, будто хотели что-то сказать, но не могли решиться и сотрясались от распирающего их желания.
— Вот и месяц-потеряшка вернулся на небо, — Марк повернулся ко мне лицо. — Ты ждала его?
— На самом деле, я ждала луну. Совсем забыла, что сегодня новолуние. Но месяц даже лучше.
— Месяц. Потанцуй со мною, месяц, — пробормотал Марк знакомую фразу. — Смотреть на ночное небо мне нравится больше, чем на закат. В ночи есть очарование и секреты, которых не найти в падающем за горизонт солнце.
— У тебя есть секреты, Марк? И что это за фраза про месяц? Ты второй раз ее произносишь.
— Теперь с твоей стороны два вопроса и ни одного ответа на мои. Жульничаешь, Даша.
— Окей, ответь на мой вопрос про твою фразу, и я отвечу на любой твой, — согласилась я.
— Смотри, сама предложила, — хмыкнул мужчина. Снял свою руку с груди, нашел на одеяле мою ладонь и переплел наши пальцы.
— Мне было шестнадцать, последнее лето перед выпускным классом школы. Родители решили поехать отдохнуть на юг и потащили меня с собой. Я ужасно не хотел. Какой юг, когда все мои друзья остались в Москве и собирались все лето оттягиваться по полной!
Но как я не упирался, мама нашла аргументы, чтобы убедить меня, и я поехал с ней и отцом.
Абхазия тогда была… совсем другой: только окончилась война, кругом разруха, сервиса ноль…
В общем, ужас, от которого мама первая взвыла и на третий день принялась убеждать отца вернуться домой. А мне неожиданно понравилось.
— Так ты, поэтому приехал сюда? Воспоминания детства? — я попыталась вытащить свои пальцы из его ладони. Невозможно было так лежать, чувствуя, как заходится сердце от его слов и спокойных прикосновений.
— Не дергайся, Даша, — Марк покрепче перехватил мою ладонь и погладил большим пальцем по косточке на запястье. — Я собираюсь рассказать тебе то, что не рассказывал никому в жизни. Можно сказать, буду душу выворачивать.
Помолчал и продолжил:
— Рядом с нами, в соседней комнате поселилась семья — мама, папа и девочка лет семи-восьми. Худющая, белобрысая и удивительно острая на язык, несмотря на свой детский возраст. У нее были сине-зеленые глаза, огромные, как блюдца — почти на половину ее худенького личика.
— И что, неужели ты в нее влюбился? —
— Она, — Марк снова повернул ко мне голову: — Она влюбилась и бегала за мной хвостиком. Приносила мне какие-то детские подарки — яблоко, там, или конфету. Или ракушку, которую нашла на берегу. В общем, по ней все было видно.
— А ты?
— А мне было шестнадцать, и такие соплячки меня не интересовали, — Марк замолчал, и я тоже.
Просто ждала продолжения, удивляясь, почему небо, на которое я упорно смотрела, вдруг задрожало и подернулось влажной пленкой.
— К тому же в соседнем доме как раз поселилась еще одна семья, и с ними была девочка моего возраста, или даже чуть старше. Хорошенькая, и вполне соответствовала моим интересам. В общем…
— В общем, ты жестоко послал бедную, влюбленную в тебя крошку, — закончила я за него.
Горячие пальцы крепко сжали мою дернувшуюся прочь ладонь:
— Не совсем так, но близко. А однажды вечером девчонка подсунула мне красиво свернутый лист бумаги и, печально глянув своими глазами-блюдцами, умчалась. Это были стихи, которые начинались с этих слов: «Потанцуй со мною, месяц».
Той же ночью отцу позвонили — умер мой дедушка, и еще до рассвета мы сели в машину и уехали. Даже не попрощались ни с кем из соседей.
В суете сборов я оставил листок со стихами на подоконнике в общем коридоре.
Наверняка дома я засунул бы этот листок куда-нибудь. Да в любом случае потерял бы со временем. Но все равно, мне было неловко, что я бросил его там на окне.
— И что дальше? — я стиснула пальцы так, что, наверное, ему стало больно. Плевать, все равно, мне было больнее.
— Ничего. Мы вернулись домой. Похоронили дедушку. Я окончил школу, поступил в университет. Но иногда, когда вспоминаю эти стихи про месяц, думаю о том, как сложилась жизнь у этой девочки.
— Уверена, с ней все в порядке, — я все-таки вытащила свою ладонь из его пальцев. — У многих в детстве была похожая трагедия, и ничего, все живы. Наверняка девочка выросла, выучилась, благополучно вышла замуж и счастлива.
— Уже поздно. Думаю, мне пора, — я откатилась от плеча Марка и встала. — Может, хоть сегодня удастся выспаться.
Марк поднялся и глядя, как я собираю с песка вещи, негромко прочитал:
Потанцуй со мною, месяц,
Не смотри с небес с укором.
Этот танец быстр и весел —
Будем танцевать с задором.
Шагнул ко мне и, приподняв теплыми пальцами мой подбородок, произнес:
— Надеюсь, ты действительно счастлива, девочка Даша.
Такое же идеальное, как и семнадцать лет назад, лицо приблизилось к моему.
Губ коснулось горячее, пахнущее хорошим вином дыхание, и тут же к ним прижались твердые, гладкие, безумно приятные мужские губы.