Потемкин
Шрифт:
Принц де Линь, удивлявший Сегюра живостью своего воображения и юношеским умом, рано утром будил его стуком в тонкую перегородку и «читал экспромты в стихах и песенки, только что им сочиненные. Немного погодя его лакей приносил [...] письмо в 4 и 6 страниц, где остроумие, шутка, политика, любовь, военные анекдоты и эпиграммы мешались самым оригинальным образом». Ничто не могло быть удивительнее этой переписки, «которую вели между собою австрийский генерал и французский посланник, лежа стена об стену в галере, недалеко от повелительницы Севера, на волнах Борисфена, в земле казаков и на пути в страны татарские!» — вспоминал Сегюр. Зрелище, разворачивавшееся перед именитыми путешественниками, отражало таланты его импресарио: «Стихии, весна, природа и искусство, казалось, соединились для торжества этого могучего любимца». [716]
716
Сегюр 1989.
Через три дня после выхода флотилии из Киева король Польши Станислав Август прибыл в Канев, чтобы приветствовать императрицу с польского берега. В последний раз они встречались, когда он был молодым мечтателем, а она — несчастной женой взбалмошного принца. Женщину, которую он никогда не переставал любить, Понятовский не видел двадцать восемь лет и, быть может, лелеял мечты о возобновлении союза. «Вам нетрудно вообразить, — писал он Потемкину в феврале 1787 года, — с каким волнением я ожидаю этого счастливого момента». [717]
717
РГАДА.5.166.14, 9 (Станислав Август Потемкину 16-17 фев. 1787).
Станислав Август оставался красивым, чувствительным и тонким человеком. Потемкин и Станислав Август имели общие вкусы в музыке, архитектуре и литературе, но король не мог позволить себе доверять князю. Жизнь Станислава Августа состояла из ряда унижений. В политическом смысле он занимал самую слабую позицию, какую можно вообразить; в личном — он был не соперник политику масштаба Потемкина. Политические устремления короля раздражали Екатерину, а его личная искренность была для нее почти невыносима.
Настоящим поводом для встречи была, конечно, не любовная ностальгия, а надежда Понятовского на возрождение Польши. Усугубляющийся хаос, упрямая гордость дворянства и сложный лабиринт проблем делали Речь Посполитую политической загадкой для любившей порядок Екатерины, но были очень на руку ловкому Потемкину. План антитурецкого союза, о котором он договорился с королем, мог предотвратить гибель Польши.
В Каневе флотилия встала на якорь. В 11 часов 25 апреля Безбородко и гофмаршал князь Барятинский отправились навстречу королю на шлюпке. «Господа, король польский поручил мне представить вам графа Понятовского», — сказал Станислав Август (польские монархи не имели права покидать территорию страны). Когда Станислав Август вступил на галеру императрицы, Сегюр и другие придворные окружили его, «желая заметить первые впечатления и слышать первые слова двух державных особ, которые находились в положении, далеко не сходном с тем, в каком встречались когда-то, соединенные любовью, разлученные ревностью и преследуемые ненавистью». Однако ожидания свиты не оправдались: после весьма холодного обмена приветствиями король и императрица удалились в кабинет. Когда они появились через полчаса, «черты императрицы выражали какое-то необыкновенное беспокойство и принужденность, а в глазах короля виднелся отпечатое грусти, которую не скрыла его принужденная улыбка». «Мы не виделись тридцать лет, — писала позднее Екатерина, — и вы можете вообразить, что нашли друг друга несколько переменившимися». [718]
718
Zamoiski 1992. Р. 297; Сегюр 1989. С. 442; Сб. РИО. Т. 23. С. 407-408 (Екатерина II Гримму 26 апр. 1787).
После обеда произошла трогательная сцена. Взяв из рук пажа перчатки и веер императрицы, король протянул их ей, но никак не мог найти свою шляпу. Екатерина велела принести шляпу и подала ее королю. «Покрыть мою голову дважды, — сказал он, намекая на свою корону. — Вы слишком добры, мадам!» Отдохнув, Станислав Август перешел на плавучую резиденцию Потемкина. Светлейший попытался примирить его с Браницким, но тот держал себя так дерзко, что Станислав Август вышел из каюты. Потемкин бросился за ним с извинениями, императрица и князь сделали БраницкрмУ выговор — но он, разумеется, остался в их свите.
В 6 часов вечера король вернулся на царскую галеру для политических переговоров. Прогуливаясь с Екатериной по палубу, он предложил русско-польский союз. Она обещала дать ответ. Князь беззаботно играл в карты неподалеку. Екатерина была в гневе, дао он не пришел ей на помощь. «Почему князь Потемкин и вы постоянно бросаете нас?» — выговаривала она де Линю. Станислав Август умолял Екатерину отужинать в Каневе, где он потратил едва ли не все свои деньги, готовя двухдневный пир и фейерверк, но она не снизошла к его мольбам. Она объявила Потемкину, что не собирается решать дела впопыхах: «Всякая перемена намерения, ты сам знаешь, что мне неприятна». Потемкин, то ли из уважения к Станиславу Августу, толи осерчав на то, что Екатерина
719
Ligne 1809. Р. 40 (де Линь маркизе де Куиньи); Переписка. № 758 (Екатерина II Потемкину 25 апр. 1787); Храповицкий. 26 апр. 1787.
Король, униженный в очередной раз, откланялся. «Не показывайте своей досады, — шепнул ему де Линь. — Вы только радуете двор, который вас ненавидит». Екатерина была сильно сердита на Потемкина. Тот угрюмо удалился на свой «Буг». Она посылала ему записки: «Я на тебя сержусь, ты ужасно как неловок». Флотилия простояла у причала до ночи, дождавшись великолепной имитации извержения вулкана. Острослов де Линь заметил, что король провел в Каневе «три месяца и истратил три миллиона, чтобы провести с императрицей три часа». Через несколько дней после отбытия флотилии Станислав Август написал Потемкину: «Я был рад встретиться с императрицей. Я не узнаю ее, но, хотя мне грустно, надеюсь, что князь Потемкин остается моим другом». [720]
720
Mansel 1992. Р. 111; Переписка. № 759 (Екатерина II Потемкину 25 апр. 1787); РГАДА 5.166.9 (Станислав Август Потемкину 7 мая 1787).
Следующим государственным мужем, ожидавшим Екатерину на ее пути, был император Священной Римской империи. Иосиф II и Екатерина II двигались навстречу друг другу. 30 апреля флотилия достигла Кременчуга — из-за противного ветра позднее, чем ожидалось. Иосиф, снова инкогнито, под именем графа Фалькенштейна, ждал ниже по реке, в Кайдаке, нетерпеливый, как всегда.
Иосиф не хотел ехать в Россию, но его визит был необходим Екатерине и Потемкину, для которых союз с Австрией являлся главным оружием против Османов. «Может быть, удастся найти какой-нибудь Предлог и отказаться», — писал император своему канцлеру. Напыщенный Габсбург счел приглашение Екатерины «крайне бесцеремонным». Он велел Кауницу составить ответ «честный, короткий; но дающий княгине Цербстской понять, что ей следует распоряжаться моим временем с большей осторожностью», — но потом согласился на поездку: он жаждал осмотреть русские войска, в глубине души надеясь убедиться в превосходстве австрийских, и не без сарказма писал Потемкину, что с нетерпением ждет увидеть его «интересные предприятия и удивительные творения». Теперь, в ожидании Екатерины, он занимался самостоятельным осмотром Херсона, а Екатерина не понимала — куда он пропал? [721]
721
РГВИА 271.1.43.1 (Иосиф II Потемкину 25 нояб. 1786); этот неопубликованный архив содержит большую часть переписки Потемкина с Иосифом II, его преемником Леопольдом и канцлером Кауницем; Joseph II — Cobenzl. Vol. 2. Р.
Императрица высадилась в Кременчуге и осмотрела элегантный дворец, разумеется, окруженный «волшебным английским парком» с тенистой зеленью, ручьями и грушевыми деревьями. Потемкин приказал привезти издалека огромные дубы — «такие же широкие, как он сам», шутил де Линь — и насадить из них целую рощу. Затем Екатерина осмотрела 15-тысячный корпус, включавший несколько полков потемкинской новой легкой кавалерии, о которой Кобенцль отозвался в превосходных тонах. Дав бал на 800 человек, Екатерина продолжила путь вниз по реке.
Как только царская галера скрылась из виду, у кременчугской пристани появился, опоздав всего на несколько часов, «вермикулар» Сэма Бентама: составная галера из шести барж, предназначенная для Екатерины. {78} Потемкин приказал Бентаму следовать за его судном, наследующее утро осмотрел плавучего «червя» и, по словам Бентама, остался «как нельзя более доволен». Тогда флотилия снова пустилась в путь, Бентам последовал за ней. Он утверждал, что императрица заметила его творение и восхитилась им, — хотя Потемкину, вероятно, пришлось утешать его за то, что эффект неожиданности не удался. [722]
722
ВМ. 33540. F. 365-366 (С. Бентам И. Бентаму 16 мая 1787).