Потерянная Душа
Шрифт:
— Если будет выглядеть, что ты можешь навредить себе еще раз, — ее взгляд остановился на царапинах на моей шее, и я немедленно прикрыла их рукой, — тебя опять привяжут к столу. — Ее голос сорвался, и она вытащила платок из сумочки, чтобы промокнуть слезы, прежде чем они смажут ее макияж. — И я не думаю, что кто-то из нас сможет видеть тебя в таком состоянии.
* * *
Я проснулась утром в четыре часа и не могла снова заснуть. После полуторачасового смотрения в потолок, игнорирования медсестры, приходившей проверять меня каждые пятнадцать минут, я
— Ты рано встала. — Я без приглашения села рядом с ней. В углу играло телевидение, включены новости, но их никто не смотрел. Как я понимала, другие пациенты еще не встали. Солнце тоже.
Лидия наблюдала за мной точно так же, как и вчера, умеренно интересуясь, без удивления и в почти полном отрешении. На одну долгую минуту наши взгляды встретились, никто не моргал. В каком-то роде это был вызов, когда я дала ей шанс заговорить. У нее есть, что сказать. Я была уверена в этом.
Но она ничего не сказала.
— Не спиться, да? — В любое другое время, я бы не любопытствовала (в конце концов, не слишком-то хочется, чтобы все тыкали в твою предполагаемую умственную неустойчивость), но она помногу часов в день за мной шпионила. Как будто хотела что-то сказать.
Лидия покачала головой, прядь черных волос упала ей на лицо. Она откинула их за ухо, ее губы не двинулись.
— Почему нет?
Она только смотрела на меня, прямо в глаза, как будто они очаровывали ее. Как будто она видела что-то, чего никто другой увидеть не мог.
Я уже хотела спросить, что она увидела, но остановилась, увидев фиолетовое пятно на другой стороне комнаты. Высокая медсестра в халате цвета баклажана с папкой в руке проверяла нас. Уже прошло пятнадцать минут? Но прежде, чем она могла продолжить идти по списку, Паул появился в дверном проеме.
— Эй, они уже послали одного в Е. Р.
— Уже? — помощница женского пола посмотрела на часы.
— Ага. Она устойчива, но нуждается в пространстве. — Оба сотрудника исчезли в нижнем зале, и я повернулась, чтобы посмотреть на лицо Лидии, которая стала еще более бледной, чем раньше.
Несколько минут спустя загудел главный вход, как только распахнулись двери. Сотрудница женского пола поспешил от станции медсестер, когда человек в зеленой форме ступил на лестницу, выдвигая худую, устало выглядящую девочку в инвалидном кресле. На ней были одеты джинсы и фиолетовый топ, а ее длинные бледные волосы накрыли большую часть ее лица. Ее руки лежали на коленях, перевязанные бинтами от кистей до локтей.
— Вот ее рубашка. — Мужчина в зеленом протянул помощнице толстый пластиковый пакет с логотипом Арлингтон Мемориал. — На твоем месте я бы это выбросил. Не думаю, что весь порошок мира смог бы отстирать всю эту кровь.
Справа от меня Лидия вздрогнула и, взглянув на нее поближе, я увидела, что ее лоб сморщился от явной боли. Когда помощница катила новенькую через общую зону, Лидия замерла позади меня, так сильно стиснула подлокотники кресла, что
— Все нормально? — прошептала я, когда кресло со скрипом катилось в сторону женского коридора.
Лидия покачала головой, но глаза не открыла.
— Больно?
Она опять покачала головой, и я поняла, что она была младше, чем мне сначала показалось. Самое большее четырнадцать. Слишком юная, чтобы застрять в Лейкмоде, неважно, что с ней было не так.
— Хочешь, я позову кого-нибудь? — я начала подниматься, но она так внезапно схватила мою руку, что я дернулась от удивления. Она была намного сильнее, чем выглядела. И быстрее.
Лидия покачала головой, отвечая на мой взгляд одними зелеными глазоми, ярко блестящими от боли. Потом она встала и напряженно пошла по коридору, одной рукой держась за живот. Минуту спустя ее дверь тихо закрылась.
* * *
Остаток дня был расплывшимся пятном из наполовину съеденной пищи, размытых взглядов и чрезмерного количества аккуратных кусочков паззлов. После завтрака медсестра Нэнси, вернувшись на дежурство, стояла на моем пороге и спрашивала кучу бессмысленных агрессивных вопросов. Но к тому времени, я уже была раздражена пятнадцатиминутными проверками, и сверх разочарована недостатком уединения.
Медсестра Нэнси:
— У вас сегодня была дефекация?
Я:
— Без комментариев.
Медсестра Нэнси:
— Вам все еще хочется причинить себе вред?
Я:
— Никогда не хотелось. Мне больше нравится баловать себя.
Потом терапевт по имени Черити Стивенс проводила меня в комнату с длинным окном с видом на пост медсестер, чтобы спросить меня, почему я пыталась разодрать себе горло и почему кричала достаточно долго, чтобы разбудить мертвого.
Я была практически уверена, что мой крик на самом деле не смог бы разбудить мертвого, но она выглядела недовольной, когда я так ей и сказала. И не убежденной, когда я настаивала, что не пыталась причинить себе вред.
Стивенс погрузила свое тощее тельце в кресло напротив меня.
— Кейли, ты знаешь, почему ты здесь?
— Да. Потому что двери заперты.
Ни улыбки.
— Почему ты кричала?
Я поджала ноги под себя, разминая правую, используя свое право хранить молчание. Не было ни единого способа ответить на вопрос так, чтобы не выглядеть сумасшедшей.
— Кейли? — Стивенс сидела в ожидании, положив руки на колени. Я получила все ее пристальное внимание, хотела я того или нет.
— Я... кажется, я что-то видела. Но ничего не было. Обычные тени.
— Ты видела тени. — Но ее утверждение звучало больше как вопрос.