Потерянное поколение
Шрифт:
– Слышали, Тамара Геннадиевна, новая врачиха в первый день умудрилась Захарова из себя вывести, – рассказывала Таисия, полная средних лет медсестра. – Он пачку сигарет выкурил, бегал по отделению, кричал, чтобы не смели ей ничем помогать и ничего подсказывать.
В разговор вступила Лена, спортивного вида, коротко стриженная брюнетка:
– Я с ней вчера днём работала. Не нужны ей, Тая, твои подсказки. Работает не хуже Захарова. Он себе в последнее время цены не сложит. Вот Милочка и опустит его немного с пьедестала.
– Милочка потому что симпатичная? – спросила Тая.
– Ты,
Медсёстры в реанимации отличались от своих коллег из других отделений умом и сообразительностью. Лена была типичной представительницей этой привилегированной касты, а Тая высоких требований не выдерживала.
– Милочка, – рассмеялась Тамара. – Могла бы юбку и подлиннее надеть.
– Не нужна ей юбка подлиннее, ей скрывать нечего , – сказала Лена.
Тамара вдруг разозлилась. Показалось, что это было сказано специально для неё. «Они что, сговорились сегодня? Сначала придурок Семёныч языком молол. Теперь эта коза. Показалось, наверное. Пора отдыхать».
– Пойду прилягу, пока тихо. Вы тоже отдыхайте, – вслух сказала Тамара.
Спокойной ночи желать в этом отделении было не принято: плохая примета.
17
Популярность Милочки росла и быстро вышла за пределы отделения. Мужская часть персонала больницы из кожи вон лезла, стараясь попасться ей на глаза и удивить галантностью, остроумием, эрудицией. Женская часть персонала обсуждала её наряды и поведение. Алексей Алексеевич тщательно проверял истории болезней и листы назначений, написанные ею, в надежде найти сначала стратегическую ошибку, затем, хоть какую-нибудь оплошность. Ошибок не обнаруживалось, больные выздоравливали. Милочка была с ним вежлива и немногословна. В конце месяца на общем собрании она была названа лучшим врачом отделения. Для Милочки это явилось полной неожиданностью. Первым сообщил ей новость Алексей Алексеевич, который ждал её, чтобы сдать смену.
– Прошу простить за сомнение в ваших способностях, Людмила Сергеевна, – сказал он.
– Для сомнений нужны факты, – ответила Милочка, – у вас же было тупое предубеждение.
– Называть человека тупым некрасиво, – миролюбиво заметил Алексей Алексеевич. – За предубеждение прошу прощения. Я вам конфеты принёс в знак примирения. Чайку выпьем?
Он достал из ящика стола большую яркую коробку и придвинул Милочке:
– Открывайте. Не пробовал даже. Вас ждал.
– Здорово. Я больных лечу, а вы взятки конфетами берёте, – Милочке вдруг стало весело.
– И не только конфетами. Разливайте. За номинацию «Лучший доктор отделения».
Бутылка коньяка была извлечена из другого ящика и заняла своё место на столе.
Дверь ординаторской открылась.
– Разрешите?
Не дожидаясь ответа Галина Николаевна, а следом за ней ещё человек семь медперсонала вошли в комнату.
– Людмилочка Сергеевна, – торжественно провозгласила Галина Николаевна, – мы вас поздравляем, желаем позиции не сдавать, быстро
– До главврача, – вставил кто-то.
– Чего там, сразу до министра здравоохранения. А мы будем вами гордиться, – перебил Алексей Алексеевич.
– Не завидуйте, Захаров, – остановила его Галина Николаевна, – бутылку лучше откройте. Тая, принеси чашки.
– Чего командуете, Галина Николаевна. Вы все равно не пьёте. Трезвенница вы наша, – возмутился Захаров. Но бутылку открыл, разлил в принесённые чашки. – За вас, Людмила Сергеевна! Мир? Будете со мной разговаривать?
– Мир, – сказала Милочка и рассмеялась.
Анатолий Семёнович, прийдя утром на работу, тоже поздравил Милочку и пригласил к себе домой на ужин.
– Спасибо, – кокетливо улыбнулась Милочка, – а жена ваша будет?
– Жена с детьми у бабушки в деревне.
– Жаль, хотелось бы с ними познакомиться.
– Конечно, познакомитесь. В следующий раз, – засмеялся Анатолий Семёнович.
– В следующий раз и поужинаем, – ответила Милочка.
Она пошла домой спать, а Анатолий Семёнович походил по отделению, поразмышлял и сел писать на неё докладную. Сочинял долго, затем написал что-то о несоблюдении протоколов лечения и необоснованном поощрения молодых врачей, рассчитывая одновременно подставить и Милочку, и заведующего отделением и отнёс своё сочинение главному врачу больницы. Комментариев по поводу докладной не дождался. Главный пробежал её глазами, отложил в сторону на стопку бумаг.
– Иди работай, Семёныч, – сказал он. – Разберёмся.
18
Кто-то окликнул Милочку, когда она выходила из больничного двора. Обернувшись, она увидела Вадима и вспомнила, что неделю назад они договорились встретиться. «Ой, как неудобно, если он действительно меня ждал тогда», – подумала она, а вслух сказала:
– Бабушку ещё не выписали?
Бабушку давно выписали, в этот раз Вадим заходил забрать рецепт на её лекарства.
– Я вас тогда часа два прождал, – объявил он.
– Простите, – сказала Милочка. – Мы можем это исправить?
«Зачем я про исправление добавила. Вот бестолочь. Подумает ещё, что нарываюсь на свидание».
– Идёт, – сказал Вадим, – вторая попытка.
На этот раз всё прошло удачно. Они встретились раз, другой, а затем стали встречаться каждый день. Через пару недель об из отношениях уже знала вся больница.
– Сорвалась рыбка. Стареешь Семёныч: то ли крючок заржавел, то ли наживка не по сезону, – выдыхая сигаретный дым, смеялась Тамара.
– Не очень-то и хотелось, – отвечал он, – мне лишняя головная боль ни к чему.
В ординаторскую зашла медсестра Лена.
– У вас назначено полтора грамма пенициллина, а Людмила Сергеевна вчера два назначала. Так что делать? – обратилась она к Анатолию Семёновичу.
– Что написано, то и делай. Она вчера назначала, а я сегодня. Состояние больного изменилось. Поняла? – заорал он.
– Пойду, поработаю, – сказала Тамара. – Держись, Семёныч.
19