Потерянное семя

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Юрий Маркунин проснулся в квартире своих родителей и смотрел в окно. К посёлку Раздольному с севера подступали дачи. В то время, когда началась эта история, ещё немногие из них были застроены роскошными коттеджами. Одни были обнесены металлическими, другие деревянными заборами. Из посёлка через дачи в город N уходило серой потрёпанной лентой асфальтированное полотно; оно плавно прогибалось сразу за посёлком, где проходила балка, на дне которой протекал ручей, плотно заросший по бережкам осокой. И вот над ним гордо возвышалась этакой огромной седловиной каменная дамба с парапетом, покрытая асфальтом. А это как раз там, где по склону карабкались наверх дачные

владения, то есть балка отделяла посёлок от дач…

На восток тянулись новые дома, которые построили на огородах жителей в последние годы, так как в своих прежних границах посёлку стало тесно. На юг простирались виноградники, на запад – службы хозяйства, обсаженные со всех сторон лесополосами. За службами по левую сторону, сразу за широкой балкой, заросшие сорняком, протирались обширные земли уже несуществующего колхоза. По правую тянулись до той же балки сады и виноградники опытно-производственного хозяйства посёлка Раздольного.

Стояла уже середина погожей осени, деревья ещё не спешили одеться в осеннюю позолоту. Они ещё бодренько шелестели тускло блестевшей на солнце листвой. Рабочие только что приступили закапывать виноград, обрывая тронутую краснотой листву.

Из окна хорошо был виден почти весь посёлок и за дамбой дачи. Детвора бегала возле двухэтажного кирпичного дома. И наш герой вспомнил, что какие-то дети ему тоже снились; у них были ясные лица, но как не силился, не смог восстановить их в памяти…

Лет тридцать назад его взрослая жизнь взяла разбег в этой же квартире. После восьмилетки окончил геологоразведочный техникум. Его скитания по свету начались ещё, когда проходил учебную практику, разъезжая со своей группой по области и за её пределами. Бывал даже и в Сибири… Однако скитания его прервала армия, а после с новой силой неожиданно проснулся дух романтики. Но теперь Юрия манили вовсе не изыскания месторождений полезных ископаемых, а исключительно археология.

Поступил в университет. Археология привлекала не только одной своей древностью, что можно заглянуть в седую старину, но и открытием богатых исторических захоронений скифских и сарматских племён, да и других кочевников. По степи много разбросано их курганов, которые, впрочем, давно были разграблены, но по слухам – далеко не все. Одно время он мечтал найти клад. Однако в семидесятых да и в восьмидесятых годах такой возможности не предвиделось. Если не считать единственного случая, о котором постарался забыть. Впрочем, Маркунин вскоре понял, что в те годы этим сомнительным способом нереально было разбогатеть, уж очень велик был риск поплатиться за металл. А если бы посвятил себя погоне за золотым тельцом, тогда бы его судьба сложилась иначе, так как велико было искушение увлечься поиском древних кладов. Но он меньше всего склонялся к авантюрным замашкам. Как хорошо, что сотрудники оказались фанатиками науки, с ними было интересно работать, авантюрная затея отпала сама, да и не попадались богатые захоронения: встречались лишь черепки от посуды, медные монеты, серебряные украшения, золотых было немного.

Это случилось уже после окончания университета. Однажды в одной области всё же наткнулся на ценный клад. Хотел было сдать находку начальнику экспедиции, но тут пришла мысль, а что если клад могут похитить менее честные его коллеги? Эта догадка подвигла сокрыть шкатулку с россыпью золотых монет, что потом долго мучился своим поступком. Конечно, надо было вернуть, а потом испугался, что его изгонят из экспедиции и потому в содеянном уже было поздно признаваться. Сейчас он поражался: с каким тогда упорством копался в земле, в то время как другие из археологической партии отдыхали или перекуривали. Над ним даже подшучивали, неужели собрался откопать ещё одну гробницу сарматской царицы, ведь её корона уже давно хранилась в местном музее? После опять возникал соблазн повторить содеянное. Однако опыт сокрытия ценностей больше не сложился, так как пошли сплошные неудачи: перекапывали кучи земли, а ничего интересного не находили. Спустя пять лет оставил экспедицию, впрочем, не по своей воле…

Ему предложили должность начальника стройотряда, разъезжавшего не только по области, но и по другим регионам. На этом поприще у него вдруг обнаружилась страсть к женщинам, которых, впрочем, Маркунин всегда любил и часто увлекался даже не одной, но о женитьбе не думал, в полевых условиях это было не просто сделать. Ещё в археологической партии Маркунин увлёкся местной девушкой из одного села. Перед отъездом Вера Акулина ошарашила – беременна. Юрий обещал ей приехать через полгода, чтобы жениться. Но слова не сдержал – больше Веру не видел, запомнил её золотистый цвет волос: круглолицая, наивная, хорошо сложена. Провожала, грустно улыбаясь, слабо надеясь,

что дождётся его, но и Юрий понимал, что сделал ей лживое обещание. Когда расстались, на душе сразу лёгкость ощутил, словно с плеч камень свалил. Однако, чувствуя свою вину, вздыхал. В дальнейшем Маркунин легко менял женщин и быстро их забывал. Так было и до армии, и после – в студенчестве, на что и списывал свои грехи, а больше на их доступность. В любовь верил – пока с ним была женщина. Когда с ней расставался, чувствовал себя, будто освобождённым из неволи. Со временем настолько привык к такому образу жизни, что о женитьбе почему-то и не думалось, о чём, правда, напоминали изредка его родители. Ведь уже подходило к тридцати годкам. Но Маркунин бодро, самоуверенно отвечал, что ещё успеет опутаться семейной лямкой. Между тем бежали годы: наступила перестройка, через несколько лет потребность в стройотрядах отпала. И Маркунин остался один без дела. Все его друзья разъехались кто куда, в бизнес втянулись, некоторые даже вообще подались за границу. И отныне у него женщин было всё меньше, а потом и те, что были, куда-то разлетелись, впрочем, одни вышли замуж, другие уехали.

В скитаниях по свету Маркунин тоже пристрастился к спиртному, но, правда, не до последней степени, когда начинают спиваться. За эту особенность женщины и любили его: мужик не теряет головы, уверенно смотрит в будущее. Но склонить его к прочной оседлости ни одной не удалось, впрочем, всем он простодушно изрекал одно и то же, то есть навсегда пристать к берегу. Между прочим, у него водилось много денег, но машины не имел, к тому же был страстный охотник и коллекционер редких охотничьих ружей, ножей, которые потом с такой же удивительной лёгкостью распродавал все, так как их негде было хранить. Но одно имел при себе на всякий случай…

Когда вследствие стремительной инфляции все его сбережения прогорели, он недолго горевал. В своё время Маркунин посылал деньги тем женщинам, от которых у него были дети, о чём он узнавал от друзей. А когда пришла мысль, вряд ли все дети родились от него, он остыл к вспоможениям. Это сомнение развеяло остатки угрызений совести. Юрий был ещё и заядлый картёжник, много проигрывал…

Своих родителей он также не обделял вниманием: посылал подарки и деньги. Хотя писал им редко, наведывался к ним только в отпуска…

И вот наступило время, когда Маркунин убедился, что его образование (техникумовское и университетское) в рыночных условиях оказалось лишним. А делать деньги из воздуха или «челночничать» он не умел, да и «дикорыночная» реальность отпугивала зелёным оскалом долларов, за какими гонялось преуспевающее жульё. И безнадёжно тосковал по старым временам, которые теперь казались сказочными. Где бы он не бывал, нигде не обзавёлся жильём, ни одна женщина не смогла его удержать. Маркунин куда-то вечно рвался, а сам толком и не знал – чего он хотел в этой жизни? Родители его приняли горемычного скитальца, хотя таковым не считал себя, да вот только не заметил, как состарились мать и отец, больше детей у них не было, вся надежда на него. Но это доходило к нему плохо, его сознание было занято освоенным ранее пространством и улетучившимся безоблачным для него временем, как дымок папиросы…

Свои нынешние дни Маркунин проводил на рыбалке и на охоте, случалось зазывал товарищей на шашлык. У них у всех давно были семьи, внуки уже бегали, а он смотрел на себя как в юности: мол, ещё успеет жениться, надо погулять, хотя гулять-то уже дальше некуда. Но продолжал бодриться и представляться молодцем, умеющим крутиться в жизни. И как раз отсутствие этой струнки его допекало, что, казалось, решение само явится – как жить и что дальше делать…

Итак, Маркунин проснулся с больной головой после очередного кутежа с приятелями. Его разбудил странный сон, только помнил ясно, как испытал испуг, но вот лежал и не мог его вспомнить. Когда встал и подошёл к окну и увидел бегавших на улице детей, так сразу он и явился, будто кто-то тюкнул его по темени. Во сне он увидел себя спящим в тёмной, наглухо задрапированной, комнате, из которой ему не виделся выход, его опутали какие-то широкие горчичного и бордового цвета ткани, из которых он с трудом выпутался. Подбежал к окну, чтобы понять, наконец, где он находится. А за окном забор из штакетника был весь облеплен детьми, некоторые уселись на забор верхом и что-то кидали в него, неистово между тем крича разные ругательства. Стоял такой сильный шум и визг, что Маркунин хотел было убежать прочь, но неведомая сила пригвоздила его к окну и рожей тыкала в стекло. И тут он вдруг в лицах детей стал угадывать брошенных им женщин; вот они и сами явились и перед ним вращались как на карусели, помахивая платочками, а их детки куда-то исчезли. Этим женщинам он когда-то обещал жениться, но чего так и не сделал, что запоздало пронеслось в голове…