Потерянные девушки Рима
Шрифт:
– Ты уверена, что поступаешь правильно?
Сандра собрала чемодан на колесиках, положила туда все необходимое на несколько дней пребывания вне дома, а также фотографии, распечатанные с пленки, которую она извлекла из «лейки», книжку, куда муж записал те странные адреса, и радиопередатчик, найденный в сумке.
– У Давида была опасная работа. Он никогда не сообщал мне, куда направляется, такая была между нами договоренность, так мы вместе постановили. – (Муж уверял, будто хочет избавить ее от лишних волнений, от переживаний, какие испытывает жена солдата, ушедшего на фронт.) – Зачем тогда он наговорил мне на автоответчик всю эту чушь? Зачем нужно было утверждать, будто он в Осло? Я тут подумала: все-таки какая я свинья.
– Согласен. Возможно, он обнаружил что-то и хотел тебя защитить, а ты теперь одна-одинешенька лезешь на рожон.
– Вряд ли. Давид знал, что рискует, и, в случае если с ним что-нибудь случится, хотел, чтобы я провела расследование. Поэтому и оставил для меня указания.
– Ты имеешь в виду снимки в старом фотоаппарате?
– Кстати, ты уже определил, из какой картины этот фрагмент: убегающий мальчик?
– Описание мне ни о чем не говорит. Я должен увидеть фото.
– Я тебе его послала по электронной почте.
– Ты же знаешь, я в этих компьютерных делах… Ладно, попрошу кого-нибудь из ребят мне его сбросить. Сообщу тебе, как только что-то выясню.
Сандра знала, что может на него рассчитывать. Ему понадобилось пять месяцев, чтобы сказать, как он сожалеет о смерти Давида, но в общем и целом Де Микелис был хорошим человеком.
– Инспектор…
– Да?
– Ты сколько лет женат?
Де Микелис расхохотался:
– Двадцать пять. А что?
Сандре вспомнились слова Шалбера.
– Понимаю, это очень личное. Но ты когда-нибудь сомневался в своей жене?
Инспектор прочистил горло:
– Как-то раз среди дня Барбара сказала, что пойдет навестить подругу. Я понял, что она лжет. У нас, полицейских, шестое чувство, верно?
– Да, думаю, это так. – Сандра не была уверена, что хочет услышать эту историю. – Но ты не обязан со мной делиться.
Де Микелис продолжил рассказ, проигнорировав ее слова:
– Так вот, я решил проследить за ней, как за обычным подозреваемым. Она ничего не заметила. Но в какой-то момент я остановился и подумал: что это я делаю? И решил вернуться домой. Назови это страхом, если хочешь. Я-то знаю, что это было. На самом деле меня не интересовало, солгала она или нет. Если бы я обнаружил, что она действительно идет к подруге, мне бы показалось, будто я ее предал. Как я имею право на верную жену, так и Барбара заслуживает мужа, который ей доверяет.
Сандра поняла, что старший товарищ поделился с ней тем, что, скорее всего, никогда никому не рассказывал. Набравшись храбрости, она выложила остальное:
– Де Микелис, я хотела попросить тебя еще об одном одолжении…
– Каком конкретно? – В голосе звучала досада.
– Вчера вечером мне позвонил некий Шалбер из Интерпола. Он думает, будто Давид ввязался в какое-то темное дело, и вообще показался мне жутким мозгоклюем.
– Понял, соберу о нем информацию. Это все?
– Да, спасибо, – с облегчением вздохнула Сандра.
Но Де Микелис еще не закончил:
– Удовлетвори мое любопытство: куда ты сейчас направляешься?
Где все закончилось, хотела сказать Сандра.
– К тому строящемуся дому, откуда упал Давид.
Идея поселиться вместе принадлежала ей. Но Давид ее принял благосклонно. Во всяком случае, так ей показалось. Они были знакомы всего несколько месяцев, Сандра не была уверена, что правильно истолковывает реакции любимого мужчины. Порой он умудрялся все до крайности усложнять. В отличие от нее, Давид никогда не поддавался эмоциям. Когда они спорили, именно Сандра повышала голос, раздражалась. Он же прибегал к тону слегка примирительному, а главное, небрежному. Можно было даже решить, что только она и скандалит. Сандра невольно подумала, что Давид вовсе не проявлял равнодушие, нет: с его стороны то была тщательно выработанная стратегия – сначала выслушать все ее излияния,
Самым убедительным доказательством этой ее теории послужило то, что случилось через месяц после начала их совместной жизни в ее квартире.
Вот уже неделю Давид находился в странном настроении, все время молчал, и у Сандры сложилось впечатление, будто возлюбленный ее избегает, даже когда они дома одни. Хотя он в тот период и не работал, но всегда приискивал себе какое-нибудь занятие. Что-то делал, закрывшись в кабинете, либо чинил розетку, либо чистил засорившуюся раковину. Сандра чувствовала: что-то не так, но спросить боялась. Она говорила себе, что нужно время, что Давид не только не привык называть какое-то место своим домом, но и никогда не жил с женщиной под одной крышей. Однако вместе с боязнью его потерять в ней просыпалась ярость: разве можно так себя вести, пусть бы уж высказался начистоту. Она готова была взорваться.
Это произошло ночью. Они оба спали, когда Сандра вдруг почувствовала, как Давид трясет ее за плечо. Увидев, что на часах всего три ночи, она, сонная, спросила, какого черта ему нужно. Давид включил свет и бросился на постель. Взгляд его блуждал по комнате, он искал слова, чтобы высказать то, что давно уже вертелось у него в голове. А именно: так больше не может продолжаться, он себя чувствует неловко и, в конечном итоге, такое положение вещей стесняет его.
Сандра пыталась уразуметь смысл этих запутанных фраз, но единственным объяснением, какое ей приходило на ум, было: чертов говнюк меня сливает. Оскорбленная в лучших чувствах, недоумевая, почему он не мог подождать до утра, чтобы ее вырубить, Сандра встала и в бешенстве накинулась на него, осыпая нецензурными выражениями. В гневе она швыряла на пол все, что попадалось под руку, среди прочего пульт дистанционного управления: от удара телевизор включился. Так поздно передавали только старые черно-белые фильмы. В данный момент шел «Цилиндр» с Фредом Астером и Джинджер Роджерс, которые как раз исполняли дуэтом знаменитую песню.
Нежная мелодия в сочетании с истерикой Сандры придавала всей сцене какую-то нереальность.
Хуже всего было то, что Давид не отвечал, а молча, опустив голову, сносил оскорбления. Когда бешенство Сандры достигло предела, она вдруг увидела, как Давид сует руку под подушку, вытаскивает оттуда синий бархатный футляр и придвигает его на край постели, на ее сторону, при этом лукаво улыбаясь. Тут же онемев, Сандра воззрилась на коробочку, уже точно зная, что в ней содержится. Она чувствовала себя последней идиоткой, ничего не могла с собой поделать – так и стояла с разинутым от изумления ртом.
– Я как раз пытался сказать тебе, – произнес Давид, – что мы не можем продолжать так жить и что, по моему смиреннейшему мнению, нам нужно пожениться. Потому что я люблю тебя, Джинджер.
Он сказал ей это – впервые открыв свои чувства и назвав ее так – под голос Фреда, который пел Cheek to cheek, «Щека к щеке».
Heaven, I’m in Heaven,And my heart beats so that I can hardly speak;And I seem to find the happiness I seekWhen we’re out together dancing, cheek to cheek. [6]6