Потерянные судьбы. Роман
Шрифт:
– Принесла нелёгкая, – Маша прилегла на кровать.
– Тётя Тамара нас в гости созывала, – ни с того ни с сего ляпнул мальчишка.
– Кого енто? – приподнялась с подушки Мария. – Кого енто нас?
– Меня и папку, – довольный Володя слез с табуретки и уселся на полу.
– Брешешь! – мать села на кровати и уставилась на сына. – Ты маленький ишо и не так понял.
– Она меня пряником угощала, – улыбнулся мальчик и достал разноцветный фантики. – А исчо конфетами.
– Сторожевать, гутаришь? – Маша вспомнила
Женщина решила всё-таки поговорить с соседкой Стешей по-хорошему. Постучав в окошко хаты Трофимовых, подождала, когда Стешка выглянет.
– Собачиться пришла? Мне нечего добавить! – вышла на улицу соседка, положив руки на бока. – Чё надо?
– Погоди ты, не ерепенься, – Грищенко присела на завалинку. – Давай, договаривай, шо тама у Ваньки с Томкой?
– Шо… – скрипящим голосом ответила женщина, заняв место рядом. – Любовь у них, шо…
– Кто тебе докладал? Аль своими зенками углядела? – не унималась Манька.
– Своими, шоб они лопнули, – вспылила Трофимова. – Я ж думала мой, сапоги у сенца те же. Не стала клич подымать. Бабы вокруг… Дождалася покуда домой возвернётся… Приготовилася… Он входить в хату, я на дыбы!
– Стешка! Заканчивай свою тираду! – не выдержала Мария. – Говорь, шо видала…
– Мой, говорю, в дом возвернулси, а кепка на ём серая… – соседка перевела дух. – Я поначалу не заметила, а он и говорит, мол, не я это – Ванька Грищенко, сосед…
– Ну?
– Шо ну? Давненько они, Мань любуются, ходють слухи, шо брюхатая она…
– Кобель облезлый, – ругнулась Маша и плюнула на землю. – Сторожевать, говорит, буду, ня жди…
– Да ты шо? На конюшне? – женщина вытерла рот и придвинулась поближе, наклонив голову. – Вот шо я тебе скажу, мила моя, шустренько сбираемси и на конюшню, шоб на конюха поглядеть.
– Чу, сдурела? Позор-то якый!
– А хвостом крутить перед чужими мужиками – не позор? Ты думки свои распрями… Бери, чё у тебя тама есть: картошку, молочка, хлеб, и неси дорогому мужу вечернюю. Учить тебя, шо ли? Жёнка пришла мужа проведать и накормить…
– Не сготовила я, – вздохнула Мария. – Ребятишки молочком обошлися… Хворала на постели, сама ж видала…
– Ай, чёрт с им… – вскочила Стешка. – У меня есть, пошли…
Недолго думая, женщины отправились на конюшню, чтобы поймать нерадивого мужа с поличным. Больше всего этого желала Стешка, всем известная сорока до сплетен. Дойдя до заветного места, соседки остановились, посмотрели друг на друга.
– Темно, хоть глаз коли, – возмущалась Трофимова. – Дорога – ноги переломаешь.
– Тихо ты, – Маша дёрнула попутчицу за рукав фуфайки. – Гляди, свет в конюшне, значится, тута он.
– Енто ничого не значить, – Стеша заволновалась. Вдруг всё дело обломится, а так хотелось соседям донести из первых уст.
– А твой-то где? – подкрадываясь ближе к конюшне, шептала Маня.
– Где-где, у Мельниковых
– А ты чаво не пошла?
– Охота мне на их пьяные рожи глядеть. Помянула и к тебе…
Женщины подошли ближе к зданию, прислушались. Тишина, только кони тихонько фыркают.
– Не пойду, – простонала Мария у самых ворот. – Боязно…
– Тьфу, ну шо ты будешь делать? – психанула Трофимова. – Мне, шо ль, итить? И як я объясню твоему Ваньке, шо я сюды припёрлася?
Из-под навеса, где стоял огромный стог сена, послышался женский смех.
– Вона, тама они… – довольная Стешка повернула голову. – Ну, покличь его…
Трофимой до такой степени не терпелось уличить соседа в неверности, что даже не замечала, как она переминается с ноги на ногу, будто где-то в мыслях танцует вальс.
– Ва-ань! – крикнула Маша, дрожащим голосом.
Женский смех замолк. Из-под навеса зашептались.
– Ва-ань! Ты где? – у Марии заколотилось сердце с такой силой, что хотелось бежать куда подальше, лишь бы не увидеть то, чего она больше всего боялась – измену.
Тишина. Только собаки лают где-то во дворах, будто уже осуждают Ивана Грищенко за его беспутство.
Внезапно послышалось шуршание сена. Со стога упал один сапог. В полумраке женщины разглядели мужчину, спускающегося по лестнице. В потёмках со спины не признать в нём ни Ваньку, ни какого-либо другого знакомого мужика. Незнакомец опустил ноги на твёрдую поверхность и, не оборачиваясь, начал шоркать рукой по земле в поисках второго сапога.
Мария взяла себя в руки, подбежала, схватила сапог и молча протянула ищущему.
– Порфирий… – упала боком на стог сена от удивления.
Порфирий молча взял сапог, кряхтя натянул его и выпрямился. Положил руку на стог и приставными шагами стал было огибать его, чтобы незаметно скрыться.
– А горючка-то, як я погляжу, волшебная! – подошла ближе жена Стеша и бросила на землю узелок с припасами. – Перенесла муженька из-за стола на тюк сеновальнай!
Муж Трофимовой остановился, громко выдохнул, но голову повернуть не смог.
– Я кому говорю? – Стешка сделала ещё шаг.
По спине Порфирия пробежались мелкие мурашки, стягивая кожу. Он прекрасно знал нрав своей жены. Трофимов побаивался Стешу с тех самых времён, когда впервые повысил голос на свою жену. В тот день, недолго думая, Степанида голыми руками сорвала куст крапивы и оприходовала возлюбленного по лицу. Порфирию приходилось оправдывать покраснение и сыпь на своей физиономии перед мужиками, рассказывая басни о своём великом предназначении.
– Ей-богу, вот те крест, – Порфирий крестился, состроив серьёзное лицо, дабы доказать соседям правдивость своих слов. – Утром встаю, а жинка и гутарить, завидев мой анфас, ты, грит, особеннай, тебя боженька в темечко поцеловал, вона, гляди, и на плешке пятно!