Потерянный Город

Карпова Анна Юрьевна

Если бы я могла знать заранее.

– Вы не посмеете, - шипит Алекс, сделав шаг вперед. Его поведение понятно: он меня защищает, только лезть голой грудью на амбразуру не всегда хорошее решение. У них есть оружие. А мы лишь бешеные подростки, в крови которых превышена доза адреналина.

Охранник вздергивает автомат.

– Парень, не надо. Хочешь еще пожить немного - не делай глупостей. Ребята у меня нервные, чихнешь - застрелят и тебя, и твою подружку.

Алекс переводит на меня обезумевший взгляд, и я опускаю глаза, не в силах выносить это. Я чувствую во рту соленый привкус подступающих слез, мне противно от самой себя, от всей это ситуации.

–

Не надо, - еле слышно произношу я, надеясь, что Алекс меня услышал. Мои губы дрожат, мое тело дрожит. Подобная жертва от него мне не нужна.
– Я все сделаю.

Дурацкая игра за выживание.

Мне ничего не остается делать. Бежать некуда, всех мы их не победим, к тому же, надо будет потом выбраться отсюда, где полно охраны. Нас загнали в ловушку и теперь играются, как маленькие дети с крысами в клетках. Дергают за ниточки и смотрят, как мы будем танцевать.

Руки трясутся и отказываются слушаться, подступающие слезы унижения жгут мне глаза. Я расстегиваю и скидываю толстовку, оставшись в своей старой футболке с изображением цирка. Сейчас она мне кажется тонкой, прозрачной и глупой, такой неуместной. Что может быть еще неуместнее в данной ситуации, как не цирк?

Город - один огромный цирк с отвратительными декорациями и несмешными клоунами.

– Дальше, - холодно произносит патрульный.

Я снимаю футболку, оставшись в старых потертых джинсах и лифчике. Только бы они не заставили снять и их. Я закрываюсь руками, чувствуя голодные взгляды на своем теле. Холодный воздух кусает мою кожу зубами, отчего я моментально покрываюсь мурашками.

– Дальше.

Какое-то плохое представление, верните мне деньги за билет. Все опять свелось к дурацкой игре по кем-то выдуманным правилам. Весь мир превратился в телешоу, и каждый ведущий тянет одеяло на себя. Вместо того, чтобы сплотиться перед лицом страшной болезни, остатки человечества грызут друг другу глотки за власть.

Приходится до крови закусить губу, чтобы не разреветься. Я не могу позволить им увидеть мои слезы, ведь именно этого они и добиваются. Я никогда не отличалась стойкостью духа, как герои фильмов про супергероев, которые в любой ситуации могли найти в себе силы встать и сказать: "Я приведу вас к победе!" Я всегда была плаксой, всегда была слабой. В конце концов, мне еще только пятнадцать лет.

Я начинаю снимать джинсы, расстегивая молнию непослушными пальцами, охранники свистят и улюлюкают. В какой-то момент внутри меня что-то щелкает, включая полную отстраненность. Я стараюсь не думать о себе, как о личности, высвободив внутреннее унижение в ярость. Чувствую, как внутри начинает закипать злоба, тягучая, словно смола.

Что они могут мне сделать? Убить? Иногда мне кажется, что это единственный нормальный выход из ситуации. Бах! Пулю в лоб и нет проблем. Ни у кого.

Мне больше нечего бояться. Уж точно не этих патрульных.

Хуже уже не может быть.

Как же я ошибалась.

Скинув джинсы, я гордо поднимаю голову и складываю руки на груди, оставшись в нижнем белье и с ножом, прикрепленным к внутренней стороне бедра.

– О, что это?
– патрульный подходит ко мне, проводя пальцем по бедру в направлении к ножу. От его прикосновения меня тошнит, но я стараюсь сохранить самообладание.
– Отдай мне это, крошка.

– Я тебе не крошка, - я плюю ему в лицо и скидываю нож на пол. Ну вот, теперь у меня нет никакого оружия, кроме собственной гордости, да и то изрядно потоптанной. Может, стоило вонзить нож ему в глаз и наблюдать, как кровь

окрасит его белую униформу? Красиво, наверно, получилось бы.

Он спокойно утирается, подбирает нож и говорит:

– Дальше.

– Что дальше?

– Раздевайся дальше, - он делает неопределенный жест ножом в воздухе, то ли угрожая, то ли еще что.

Я встречаюсь взглядом с Алексом. В его глазах боль и отчаяние, они из серебряных превратились в стальные. Он еле заметно машет головой: "Не смей". Но перевес на их стороне, как количественный, так и качественный.

Я заношу руки за спину, чтобы расстегнуть лифчик, как вдруг Алекс срывается с цепи. Истошно вопя, он пригибается и кидается вперед, ударив одного из охранников головой в живот. Тот, не ожидая такого поворота событий, теряет равновесие. Этих секунд хватает Алексу, чтобы кинуться на второго охранника, но тот уже успел вскинуть приклад своего автомата.

Он опускает его на голову Алекса, отчего тот падает на пол. Первый охранник уже пришел в себя, и теперь они весело избивают Алекса, нанося удары тяжелыми сапогами. Почему не застрелили на месте, мне непонятно, но в тот момент думать об этом было некогда.

– Нет!
– я кидаюсь к ним, но патрульный разворачивается и встречает меня ударом в лицо. Я слышу, как что-то хрустит под его кулаком, кажется, мне сломали нос. Острая боль пронзает голову, и я падаю на спину. Мир на секунду меркнет, а когда я открываю глаза, то вижу, как они уже уходят.

– Сука, - кидает патрульный, окидывая нас придирчивым взглядом.
– Удачной ночи, придурки.

Дверь за ними закрывается. Я все еще лежу на холодном полу в нижнем белье. Свет кажется мне слишком ярким, и я позволяю себе на некоторое время закрыть глаза и перевести дух в попытке понять, что только что произошло. Сначала восстановить дыхание: уровень адреналина в крови уже падает, что вызывает во мне чувство удушья. Комната кажется слишком маленькой, слишком холодной. Спиной я чувствую леденящий пол, это немного приводит меня в чувство.

Необходимо отфильтровать информацию и разложить по полочкам. Иногда самые простые действия позволяют навести порядок в голове. Сначала констатируешь факт, потом смотришь на элементы получившего уравнения. Пункт номер один: они сломали мне нос. Пункт номер два: они избили Алекса. Пункт номер три: мы отсюда не выберемся никогда и ни за что.

Лишь когда звук шагов полностью стихает, приглушенный тяжелой дверью, я переворачиваюсь на живот, наблюдая, как из носа капает кровь, оставляя бардовые пятна на пыльном полу. Болит ужасно, но не смертельно, кажется, у меня шок. Следом осторожно встаю на четвереньки и добираюсь до Алекса. Он лежит около кровати лицом вверх и не двигается. Патрульные постарались на славу, избив его до полусмерти. Я боюсь прикасаться к нему, приходится закусить губу, чтобы не сорвать горло в крике.

Шаркая коленями по бетонному полу, я пододвигаюсь к нему в плотную.

Мне кажется, он не дышит.

– Алекс...-я наклоняюсь, осторожно подношу палец к его носу. Чувствую легкое дуновение. Дышит, но без сознания.

– Боже, Алекс, они...

Я не могу закончить предложение. Бывают слова тяжелее нескольких сотен атмосфер. Как ни старайся, ты их не произнесешь.

Нервы сдают. Я срываюсь и начинаю плакать, одной рукой вытирая горячие слезы вперемешку с кровью, другой слегка касаясь копны его волос. Как бы не сделать еще больнее своими движениями. Надо положить его на кровать и осмотреть раны, врач из меня никудышный, но другого у нас нет.