Потерянный Город
Шрифт:
– Я знаю, надо уходить. Помоги мне.
Мы оттащили парня к стене, бросив за небольшой камень. Усиливающийся снег укроет его, даже когда водителя найдут, мы будем уже далеко отсюда. Я надеюсь.
Я смотрю на сгорбленную спину Алекса и вижу себя на залитой солнцем кухне целую жизнь назад. Мама отчитывает меня за неубранную посуду, грозясь ударить полотенцем, но делает это лишь, чтобы напугать. Больно даже руку поднять, так сильно избил ее отец. Поэтому она стоит, сгорбившись, как Алекс, и смотрит на меня бесконечно уставшими глазами.
–
Ну, уж нет.
Я зашагала к кузову и поспешно залезла внутрь. Хорошо, что на мне маска. Я продвинулась дальше к кабине водителя, стараясь не думать, куда и на кого я ставлю ноги.
– Там никого нет! Чтоб его Агнозия сожрала!
– послышался крик патрульного, который уже возвращался с пустыми руками.
Не раздумывая, я кинулась вниз.
Ткнувшись лицом в чей-то труп в мешке, я подавила крик ужаса. Меньше всего мне хотелось лежать сейчас здесь, обнимаясь с мертвецами.
Но еще меньше мне хотелось самой стать одной из них.
37.
Патрульный вернулся к грузовику, раздосадованный тем, что деньги ушли прямо из рук. К этому времени Алекс уже занял место водителя. Мне оставалось лишь надеяться на удачу, которой в моем запасе остались одни крохи.
– А девка где?
Я не знаю, что там происходило, но выглядывать очень рискованно, а подобный риск сейчас- неоправданная глупость. Поэтому приходится лежать здесь в компании мертвых людей в мешках и молиться всем известным и неизвестным Богам.
– Ну ладно, жаль, мог бы денег срубить, - рассуждал патрульный.
– Погоди, сейчас открою ворота. Возвращайся скорее, метель какая начинается!
Он зашагал прочь от грузовика, так ничего не заподозрив, и я позволила себе выдохнуть. Сердце бешено колотилось в груди, отдавая глухими ударами по всему телу. Алекс старался молчать, боясь, что голос выдаст его. В бейсболке водителя, если слегка ссутулить спину, то он вполне походил на того парня, что сейчас мирно почивал недалеко у камня.
Ворота заскрипели на ржавых петлях, разъезжаясь в разные стороны и открывая для нас целый мир. Я зажмурилась так сильно, что аж чуть плохо не стало, боясь спугнуть это щекочущее ощущение свободы. Сейчас как вдохну свежий морозный воздух вне Города, как задохнусь от счастья.
Бывают такие моменты в жизни - моменты критического счастья, когда все искрит вокруг, сверкает, и, кажется, что сердце разорвется от переполняющих эмоций. Кружится голова и невозможно удержать безумную улыбку. В такие моменты обычно понимаешь, что есть еще что-то хорошее на свете. Хочется бесконечно кружиться в танце и верить в будущее.
Приходилось прилагать максимум усилий, чтобы удержаться на месте, пока грузовик проезжал через ворота. Мы ехали еще
– Добро пожаловать на свободу!
– радостно сказал Алекс, хлопнув рукой по борту грузовика.
Я открыла глаза, отметив, что снег прикрыл меня приличным слоем. Прямо как труп, мешка разве что не хватает.
Мы действительно были на свободе, хоть отсюда все еще виднелись далекие бетонные стены Города с дозорными вышками, теряющиеся в начинающейся метели, но это не могло омрачить наше настроение. Это уже прожитый день, прошедшая беда.
Я огляделась и подавилась криком от увиденного. Кругом высились разные по величине и размерам горы черных мешков, горы людей, ставших пугающим пейзажем. Алекс привез нас на свалку мертвецов. Так вот как обходятся с неугодными и заразными: в мешок и сюда. Казалось, что я уже достаточно повидала людской жестокости и бесчеловечности, но нет, находится что-то новое.
– Боже, Алекс, где мы?
– Похоже, именно здесь я бы оказался, если бы нам не удалось вырваться.
Ощущение безмерного счастья в миг разлетелось на сотни осколков, как упавшая фарфоровая ваза. Я еще слышала в душе отголоски радости, а мозг уже сигнализировал, что, хоть нам и удалось выбраться, мы крепко влипли.
Я молча оглядывала горы трупов, дрожа при этом как осиновый лист. От холода, от бессилия, от моментально рухнувших надежд. Алекс помог мне слезть с грузовика, обняв одной рукой и прижав к себе. Из одной безнадеги мы сбежали в другую.
– Прости, - тихо сказал он.
– Ты не виноват, ты же не знал.
Но мне хотелось выть, рыдать и смеяться одновременно. С тюрьмы на кладбище.
Вот почему та девушка из Центра, с которой мне удосужилось поговорить, уверенно сказала, что мы сюда не сунемся: на многие мили вперед одни лишь трупы, трупы, трупы. И мы вдвоем. Смерть подобралась к нам очень близко, дыша в затылок. Я видела ее везде: в неподвижных черных горах мешков, в начинающейся метели, в серых низких облаках, готовых погрести нас под собой, в вырывающихся облачках пара изо рта. Если мы захотим умереть, сейчас - самый подходящий момент.
В нынешних реалиях, смерть - постоянный незримый спутник. Родные, близкие, друзья - все ушли, лишь она рядом. Брат предает брата ради куска хлеба, а она уже рядом. И смерть никогда не предаст. Хоть в ней есть постоянство.
На свалке стояла гробовая тишина, лишь разгулявшийся ветер нашептывал что-то на ухо и хлопал полиэтиленовыми мешками. Сколько хватало глаз - черное покрывало людей, бывших когда-то важными и не очень, грустными и радостными, низкими и высокими. Рабочий, банкир, мать троих детей, бездомный - все как один, как отработанное сырье, выброшенное за ненадобностью. Мы погубили сами себя. Человечество превратилось в бремя, отягощающее планету.