Потерянный сектор

Родин Александр Сергеевич

Глава 2. Это ли смерть

(начало предыстории)

Окраины зоны, были местом скоплений беглецов и искателей. Одни бежали от властей и закона, другие искали разгадку тайны зоны. Кто-то шел в зону в поисках власти, а кто-то пытался отыскать там самого себя.

Ведомый внутренней потребностью найти какую-то истину, которая станет ответом на множество вопросов, смыслом жизни, решением всех заданных и незаданных задач, он устремлялся сперва от людей к кордонам периметра, а затем и от кордонов в глубину зоны.

Впрочем, кордоны полнились именно такими людьми.

В профессиональных кругах сталкеров его называли РАДАР. Вероятно, такая кличка закрепилась за ним из-за деятельности, которую он вел в зоне. Он был проводником.

Ходили слухи, что где-то там, в её центре находится нечто, по своей природе являющееся проявлением высшего разума, и что оно наделяет отыскавшего

неведомыми благами и дает ответы на все вопросы. Чем это может быть и где именно это надо искать, никто не знал наверняка, хотя слухи ползли разные на этот счет. Рассказывали, что это мог быть громадный камень космического происхождения, аномалия в эпицентре, какое-то пространство с еле чувствующейся вибрацией. Еще говорили, когда человек приближается к этому месту, он это чувствует, и тайна, как бы сама говорит с ним.

Поводов сходить в зону, кишащую опасностью, было достаточно и без поисков истины. Те предметы, которые приносили из зоны сталкеры, могли быть проданы за огромные деньги, так как имели невероятные и непредсказуемые свойства.

Но каждый раз уходя и возвращаясь, искатели полнились неясным до конца осознанием тайны, царящей вокруг всего. Она – эта тайна – и была перманентным фоном всего происходящего в зоне.

С каждым шагом, удаляясь от защитного рубежа – блокпоста своего лагеря вглубь зоны, Радар чувствовал нарастающее присутствие этой тайны.

«Вот блокпост скрылся за курганом и теперь уже не виден им в оптику. Теперь любая тварь, может подкрасться и убить меня, и никто кроме меня самого не встанет на мою защиту. Теперь все только в моих руках и в руках этой тайны», – думал Радар, уходя в зону.

Через несколько часов пути эти мысли отступали, и Радар становился частью пространства, внимательно вслушиваясь, внюхиваясь и всячески погружаясь в атмосферу окружающего мира. Часто поверхность кожи давала больше информации о присутствии чего-то в опасной близости нежели могли увидеть глаза. Предаваясь чувствам и интуиции, Радар сливался с зоной, еще больше внимая присутствующей тайне. Само это погружение было его интимным действием – его тайной встречей с зоной, благодаря которой он видел наперед подкрадывающуюся опасность и умел обойти её на достаточно большом расстоянии. Его раздражало поведение людей, сопровождаемых им в зоне, когда они своими разговорами нахально пытались вытащить его из этого состояния, и сами того не понимая, подвергали риску всю экспедицию. В самые глубокие части зоны Радар отправлялся исключительно один. Опасность присутствия аномалий, мутаций, внезапность выброса в глубине зоны вырастала многократно. Радар чувствовал это как некое дыхание зоны и утончался в своих чувствах настолько, что дышал с ней в такт. Передвигаясь в глубине, он избегал применять оружие или как-то вмешиваться в ход происходящего. Взамен зона не

создавала для него крайних ситуаций. Найдя ценный, по его мнению, предмет – артефакт, он как бы спрашивал разрешения у зоны вынести его в мир людей. Он брал немного, а иногда не брал ценный предмет вообще, чувствуя очевидную антипатию зоны, звучащую в её дыхании. Оставаясь наблюдателем и преисполняясь равновесием, которое происходило через мясорубки аномалий, стычки мутировавших животных, групп, забредших сталкеров, и вредные осадки, летящие на головы обитателей и гостей глубин, он оставался в стороне, придавая себе максимальную незаметность, становясь свидетелем множества событий, о которых потом в лагере ходили правдивые и неправдивые слухи.

Постепенный выход Радара из глубин зоны напоминал выход подчиненного из приёмной императора, когда первый не перестает кланяться и не поворачивается спиной. Радар делал это несколько иначе: проходя какое-то расстояние, он останавливался, оглядывался и прислушивался к тому самому дыханию зоны, такт которого становился менее слышен с удалением от центра. Это дыхание становилось едва ощутимо и как бы прощалось с Радаром, когда он выглядывал из-за кургана в направлении блокпоста его лагеря. Если это был день, правилом было двигаться с поднятыми руками в направлении поста, пока те отмашкой не дадут разрешение опустить руки и двигаться обычным порядком. Это означало, что бойцы рассмотрели в оптику знакомое лицо и принимают его за своего. Если к посту предстояло подходить ночью, правильным было издали совершить круговое движение фонарем. После ответного жеста, следовало медленно приближаться до специально установленного столба с фонарем, который был в 50-ти метрах от поста и остановиться в его свете для распознания личности идущего. После повторного ответного сигнала следовало двигаться в обычном порядке навстречу. Надо было понимать, что с поста ведется постоянный контроль сектора в оптику снайперских винтовок и пулеметов. Если в секторе появлялся кто-то, вызывающий подозрение своим появлением и поведением, он мог быть запросто уничтожен. Это обстоятельство иногда спасало сталкеров от погони.

В темноте едва слышное дыхание зоны было более заметным, нежели днем. Радар изготавливался к подаче сигнала на блокпост, внимал этому дыханию последний раз и делал круг фонарем, скорее на прощание зоне, нежели приветствуя своих человеческих защитников.

Коллеги из сталкеров не всегда знали, куда уходил Радар и когда стоит его ожидать. Постоянное пребывание в глубине зоны, придало ему богатый опыт

выживания в ней и ценность среди знатоков местности. Быть проводником в зоне по осознанному выбору может только идиот или сорвиголова, говорили люди. Радар считал, что это одно и то же, принимая во внимание, что это ремесло самое опасное. Среди старых знатоков зоны числилось несколько человек. Каждый из них твердил, что жив волей случая, и что случай этот спас лишь мизерную часть смельчаков. Сказанное подтверждалось наличием явных увечий у старых сталкеров. Кто-то имел сильнейшие ожоги, кто-то следы столкновения с мутировавшими животными или людьми, кто-то был попросту сумасшедшим. С ума сходили те, кто попадал под влияние пространственных аномалий, искажающих восприятие жертвы. Ходили слухи, что человек, попавший в такую зону может потеряться на неопределенное время и вернуться окончательно поседевшим и постаревшим. Иногда потерянных находили в зоне слоняющихся в полном беспамятстве и с окончательно утраченной жизнеспособностью. Вероятно, иногда их ликвидировали прямо на месте, приняв за зомбированных. А может и с полным пониманием всех обстоятельств оставляли как есть. В пример приводили покорение Эвереста, где все силы рассчитаны предельно, лишнего груза не несут, а человек в нагрузку – это то, что ставит под вопрос жизнь всех участников экспедиции. Короче, оставляли за бортом этих безумных бедолаг. Ещё ходил сомнительный слушок, что если увязаться за таким беспамятным бродягой, то он может привести в совершенно неизвестное до этого место, но и пойти за ним придется не тропами, а черт знает как: чащей, болотом или через разрушенные постройки, например. Но на то они и слухи, чтобы наверняка никто не знал. Рисковое дело увязываться неизвестно за кем, следить за ним, когда вокруг такое творится …

Радар понимал и принимал весь риск своей "профессии". По возвращении его встречали весьма тепло и с большим интересом расспрашивали о том, что удалось узнать нового. Центром сталкерской общины служил бар, расположенный на выходе из активной части зоны. Там было относительно безопасно, и вольные искатели всяческих благ обитали там в перерывах между походами в зону. В баре Радара весело приветствовал Бармен – толстый мужик большого роста, с хамским и сальным лицом и черными короткими, вьющимися волосами. Импровизированной стойкой бара, выполненной достаточно качественно из собранных пиломатериалов Бармен отгораживался от посетителей своего заведения ровно, как и вообще ото всех в зоне. Это был человек, который решал многие вопросы: поиск снаряжения, заказы материалов из зоны, медицина, еда, ночлег и т.д. К нему шли на поклон, чаще презирая за надменное и высокомерное поведение, нежели благодаря за что-либо. Тем не менее бар полнился посетителями и слухами. Одним из немногих людей, за которых Бармен проявлял беспокойство, был Радар. На первый взгляд могло показаться, что это было связано с тем, что Радар приносил ценные артефакты и был надежным исполнителем заказов, имеющих особую важность. Среди таких заказов часто были поиск и сопровождение людей. Это могли быть ученые, собирающие замеры в зоне после выброса, группы сталкеров, отправляющиеся с разного рода задачами в опасный периметр или вывод людей из глубин зоны за ее пространство. Один из таких заказов должен был стать последним. Радар выводил группу – двух знакомых – из зоны. Избегая излишнего риска, часто игнорируя угрозу жизни для своих сопровождаемых, он с некоторой иронией относился к происходящему, что со стороны казалось абсурдным легкомыслием. Такое поведение выработалось с опытом длительного пребывания в зоне. Впрочем, жизни других Радар чаще оценивал ниже, чем свою собственную. Но последний заказ имел для него особое значение. Вероятно, он хотел этим заказом исправить все ошибки, допущенные в зоне по отношению к людям, и сделать что-то им во благо на прощание с зоной. Это послужило нарушением привычной манеры поведения и продвижения. Он отвлек на себя агрессивное проявление аномального характера, когда двое его спутников выиграли время и спаслись. Он же был поражен горящим шаром и испепелился на глазах его сопровождаемых.

Глава 3. Горячий приём

Хочешь помочь себе —

Помогай другим.

И смейся или плачь

Над счастливым поворотом судьбы.

Мюриель Барбери

За миг до попадания в него горящего шара он почувствовал, что произойдет контакт. Жжение разошлось по всему телу – от центра по рукам и ногам. Искры вихрем пронеслись перед глазами. Все стало серым, потом почти черным, и Радар почувствовал, как грузно опустилось его тело, ударившись коленями о твердь. Он перестал его ощущать, дыхание замедлилось, жжение ушло.

Прошло какое-то время. В сознании промчались картины гражданской жизни: улыбка родителей, смотрящих на него, маленького откуда-то сверху; трехколесный велосипед «Космос», деревянный меч и щит из досок, прогулки по роще, первые переживания влюбленности, уроки, гаражи, военная служба, Она, неспешная гладь реки, широкий простор прохладного моря и что-то, самое прекрасное в жизни, в чем кроется простейший смысл всего. Этот смысл настолько доступен и ясен, что даже удивительно, как он был недосягаем в жизни. И искал он именно его. И постоянные попытки его найти в глубине зоны не могли быть успешными. Ибо искать было нечего и некому. Это все было прекрасно от самого начала до конца.