Потерянный шпион
Шрифт:
Темник ответил ему не сразу.
– Видишь ли, друг, для того чтобы подозревать, нужны основания и доказательства, а у меня это просто предчувствия. Но я им доверяю – за всю мою жизнь они еще ни разу меня не подводили. В то же время, семь лет назад, когда организация была еще в зародыше, когда число ее членов измерялось десятками, можно было быть уверенными. Сейчас нас тысячи, но кто поручится за каждого? Департамент Государственной Стражи уже просто обязан иметь о нас хоть какую-то информацию. И то, что они не предприняли против нас никаких решительных шагов, не может меня не настораживать – они ведут себя так спокойно, как будто чувствуют, что ситуация под контролем и мы не опасны. Такая уверенность может быть у них только в том случае, если они получают информацию непосредственно из нашего Координационного Совета. В то же время кого-то конкретно в качестве источника утечки информации я назвать не могу. Как видишь – это только предчувствия. Рэм не мог не признать опасения темника обоснованными. Он аккуратно собрал со стола бумаги, и они тепло простились.
– Успехов тебе, дружище, – сказал ему Сноу на прощание. – Бог даст – скоро свидимся!
Проводив друга и оставшись в одиночестве, темник удобно устроился в кресле, закурил
Отца своего он практически не помнил. За три месяца до начала Большой Войны тот отправился на западную границу, чтобы принять под свое командование сотню легкой кавалерии. Маленькому Сноу в это время исполнилось только четыре года.
Когда силы стран Запада внезапно и вероломно обрушились на Империю, большое количество разрозненных воинских формирований неорганизованно отступали на восток. Сотник Сноу собирал под свое командование разрозненные части и по возможности превращал это, называя своими именами, в сущности – паническое бегство в организованное по законам военной науки отступление. Так продолжалось две или три недели, когда его отряд, увеличившийся до полутысячи за счет влившихся в него за эти дни бойцов всех родов войск, подошел к крепости Обердорф, охранявшей стратегически важный мост через глубокий и полноводный Лухс. Крепость была покинута гарнизоном, по-видимому, в панике отступившим. Сотник Сноу был хорошим воином и талантливым командиром, при этом он отчетливо представлял себе значение, которое имеет этот мост для наступающего противника. Он собрал своих бойцов и обратился к ним с речью.
Поскольку этот эпизод Большой Войны давно стал хрестоматийным, то его слова, обращенные к солдатам, вошли во все учебники истории. Он сказал, что важнейшим для каждого из них является долг и верность Великому Императору и его правительству, под мудрым руководством которых Империя непременно выиграет войну, что они будут стоять здесь насмерть и сражаться до последнего вздоха и умрут все до единого с именем Максимуса IV на устах…
Конечно же, ничего подобного он не говорил. Рядом с ним были солдаты, с которыми он рука об руку сражался последние недели, переживал азарт боев, горечь и позор отступления, ел скудную походную пищу из одного котла. Он, как старший командир, действительно должен был сказать все это, но сделать он этого никак не мог, потому что он очень уважал собравшихся рядом с ним. Он обратился к ним и сказал, что все они воины и мужчины и что каждому человеку в этой жизни суждено когда-то умереть, а умереть в бою – не такой уж и плохой путь ко Всевышнему, во всяком случае это гораздо лучше, чем смерть от голода или болезней. Он сказал, что сейчас, когда они заняли оборону в этой крепости, в их власти оказалось очень много других, не принадлежащих им жизней. Это жизни друзей, которых они спасут, задержав здесь противника, и жизни врагов, которые они заберут, защищая эту крепость. В сущности, цена каждой человеческой жизни как раз и может быть измерена жизнями других людей. Сейчас у них есть прекрасный шанс сделать свои жизни очень дорогими – стоит попробовать, вы согласны, Друзья? И все пятьсот бойцов, кто голосом, а кто простым кивком головы ответили ему: «Да!» И он получил над ними власть, которую он никогда не имел, будучи офицером и командиром, ибо до этого момента они были солдатами, а теперь – добровольцами.
Объединенные силы Запада были огромны и хорошо организованы. Когда их военачальнику, маршалу Мерсье, доложили о том, что на пути его авангарда находится крепость с гарнизоном, готовым к обороне, он дал командиру авангардного полка один час на захват крепости. «Час – это очень щедро, полковник, час – это с запасом, на такую крепость жалко тратить более сорока минут. Главное – мост!» Крепость держалась восемь суток, несмотря на повторные попытки штурма и постоянный обстрел ее из многочисленных мортир, подтянутых из резервов к третьему дню. Видя, что численность гарнизона неуклонно убывает, на восьмую ночь сотник Сноу сжег мост. Потерявшие восемь суток и катастрофически теряющие темп наступления, а с ним и инициативу враги вынуждены были подняться на три мили вверх по течению, где река широко разливалась, но мелела, и где разведотряды Мерсье наконец-то отыскали броды. Они даже прекратили попытки штурма крепости. Черт с ней, с крепостью, без моста она не представляла абсолютно никакой ценности. Переправа огромной армии вброд, даже если брод мелок, а дно твердое, из гальки и песчаника, значительно отличается от преодоления водной преграды через мост. А вы когда-нибудь пробовали перетащить шестифунтовую пушку через реку вброд, когда ее колеса утопают в илистом дне почти на два фута, а холодная речная вода плещется у вашего горла? Первыми, как это водится, переправились кавалеристы, выдвигаясь вперед и развивая наступление на левом берегу. Это нарушило целостность вражеской армии как единой структуры. Дело в том, что любая армия, как бы многочисленна она ни была, сильна не своим числом, а слаженностью взаимодействия всех своих подразделений, и кашевар для победы значит ничуть не меньше, чем лихой кавалерист. В какой-то момент армия Запада, вернее – ее кавалерийский авангард оказался оторванным от артиллерийской поддержки и тылового обеспечения. Именно этого момента и дожидался темник Берг, после этого сражения известный как Берг Великолепный. В течение последних трех суток он сумел скрытно подтянуть значительные силы и сосредоточить их южнее и севернее бродов для классического флангового удара. Удар оказался тем более сокрушительным, что его сила была помножена на его абсолютную для противника внезапность, а бесславный финал западной кавалерии предопределила остроумно организованная система артиллерийских засад. Выйдя к левому берегу реки, кавалеристы Берга застали значительную часть артиллерии Мерсье переправляющейся или только что переправившейся, с замоченными стволами и неспособной оказать какое-либо эффективное сопротивление. Дальнейший молниеносный бросок через броды на правый берег напоминал скорее бойню, чем сражение, ибо нет ничего более беззащитного, чем артиллерия в походном порядке против легкой кавалерии. Утром следующего дня разгоряченные победой имперские кавалеристы во главе с темником Бергом вошли в крепость. От пятисот ее защитников оставалось менее тридцати.
– Кто командир гарнизона? – громко спросил Берг у вышедших ему навстречу бойцов.
Его проводили к сотнику Сноу. Он лежал за грудой
– Спасибо вам, тысячник Сноу, – сказал он ему.
– Сотник Сноу, герр командующий, – тихим голосом поправил его умирающий.
– Я лучше знаю звания моих офицеров, – ответил Берг. Затем он снял со своей куртки Золотые Мечи и приколол их к груди Сноу.
– Мне очень жаль, тысячник Сноу, что вас не будет со мной на банкете в честь великой победы. Когда мы выиграем эту войну… – Он на минуту замолчал, а затем вполголоса добавил: – В сущности, вы, Сноу, ее для нас уже выиграли…
Он обернулся и громко позвал:
– Тысячник Шмидт!
К нему тут же подошел невысокий, коренастый кирасир с густой темной бородой.
– Зачислите всех защитников крепости в свою тысячу, накормите, обеспечьте амуницией. Да, и позаботьтесь о раненых.
– Слушаюсь, герр командующий! – радостно ответил Шмидт, хотя радость на его угрюмом лице и выглядела несколько необычно; и добавил: – Огромная честь для любого подразделения принять в свои ряды этих бойцов. Благодарю вас, темник!
Темник Сноу знал очень много о своем отце – из воспоминаний его сослуживцев, переживших Большую Войну, рассказов матери, книг. В то же время он никак не мог, как ни старался, вспомнить и представить себе его лицо – не то лицо, что смотрело на него с портретов, а настоящее, простое и открытое лицо отца. В то же время ему всегда казалось, что, вспомнив его, он поймет что-то очень важное, что-то такое, без чего очень трудно идти по жизни, как будто ты все время бредешь в потемках…
Он прислушался. С улицы доносился шум двух или трех подъехавших карет. Это собирались его соратники, организаторы и руководители общества «Волхвы», созданного им десять лет назад. Общества, которое, как ему казалось, способно остановить судьбу Империи на краю пропасти и повернуть ее вспять, как это удалось сделать однажды его отцу, сотнику Сноу.
Глава 7
Это было невообразимо давно, еще тогда, в той, давно канувшей в бездну времени прошлой жизни. Прошло, наверное, более пятнадцати лет, но дело не только в сроках – все очень сильно изменилось с тех пор, и в первую очередь – он сам.
Когда в просторный и большой лекционный зал Петерштадтского университета собрали студентов второго курса юридического факультета, он не знал, что это один из тех дней, которые переворачивают судьбу человека, направляя его жизнь в совершенно новое, неизведанное русло. Его судьбу и его жизнь.
Пришедший в зал высокий статный незнакомец, с военной выправкой и прекрасной манерой четко излагать свои мысли, не допускающей даже самой возможности для слушателей истолковать их неправильно, как бы они (слушатели) этого ни хотели, рассказал собравшимся о том, что, как известно, на юго-восточных границах Империи происходят конфликты и беспорядки, как их называют в газетах, что никакие это не конфликты и беспорядки, а обыкновенная и весьма беспощадная война, война культур и цивилизаций. Он сказал собравшимся, что все они, выросшие в этом городе и в этой стране, воспитаны на культуре, суть которой корнями уходит к одной древней легенде, которая известна всем с раннего детства. Незнакомец также сообщил собравшимся, что если кто-то и думает, что можно достигнуть мира на Юго-Востоке, то это означает, что он, в сущности, не понимает сути культуры горцев. Их несомненной и единственной целью является завладение материальными ценностями окружающих их цивилизаций путем их ограбления и истребления, и дело тут не в том, хотят они этого или нет, а в том, что у них нет иного выбора, так как самостоятельно создавать какие-либо материальные ценности их культура просто не в состоянии, а потреблять их – естественная насущная потребность. Он сказал также, что Корпус Пограничной Стражи, который он сейчас представляет, понес в последние годы серьезные потери и испытывает острый дефицит младшего командного звена. Служба в частях Корпуса является исключительно добровольным делом, и он никого не просит в него вступать, потому хотя бы, что он вообще не любит кого-либо о чем-либо просить. Он не обещает больших денег, льгот и почестей и даже не может обещать горячую пищу каждый день. И разумеется, он не может обещать того, что все, кто подпишут сегодня стандартный трехгодичный контракт, вернутся сюда живыми. Он вообще ничего не обещает, кроме того, что три года отсутствия в университете не станут поводом для отчисления из него и все вернувшиеся смогут продолжить учебу на следующем курсе. Он пришел не для этого. Он просто пришел сообщить им, молодым и умным ребятам, студентам старейшего в Империи университета, что сегодня, пятнадцатого мая, они могут записаться добровольцами в Корпус Пограничной Стражи и получить звание обер-фенриха с перспективой через полгода стать полусотником. Вот, собственно, и все, что незнакомец хотел им сказать…
Родители всегда хотели видеть его юристом: нотариусом или, того лучше, адвокатом. Особенно мечтал об этом его отец, известный петерштадтский мастер-оружейник. Он не часто встречался в своей жизни с юристами, однако они произвели на него неизгладимое впечатление своим умом, важностью, с которой они совершали, казалось бы, простые дела и той кажущейся необычайной легкостью, с которой к ним приходили большие деньги. Отец с детства трудился и знал истинную цену деньгам, он никогда не был жаден, но всегда рачителен и бережлив. Мама просто хотела видеть своего единственного сына счастливым и при этом вполне доверяла мужу, который говорил о юриспруденции так лестно и восторженно. День, когда он сдал экзамены и был принят на обучение на юридический факультет самого престижного в стране университета, стал самым праздничным и радостным днем для всей его семьи. Он еще даже не представлял себе, как он скажет своим родителям о том, что уедет на три года на юго-восточную границу, откуда (это знал каждый) можно вообще не вернуться. Он не знал, да и старался не думать о том, как посмотрит в глаза отцу, много работавшему для того, чтобы оплатить его образование. Он еще многого не знал, но свое решение он уже принял.