Потерявшийся во времени

Кондиционер слегка колыхал тюль на окнах и от этого солнечные блики, отражаясь в стекле серванта, солнечными зайчиками то и дело слепили мне глаза. Мне это надоело и, не выдержав, выключил его, хотя на улице было плюс двадцать восемь, и я знал, что через полчаса в комнате опять станет жарко и душно. Я перевернул страницу и с удивлением увидел, что на следующем листе текста не было.

— Блин, ну дела, опять бракованная попалась и как назло на самом интересном месте, — швырнув книгу на стол, я, кряхтя, приподнялся

с дивана и направился на кухню. Пива в холодильнике не оказалось и это еще больше ухудшило мое настроение. Пришлось достать пакет кефира, который, судя по дате, оказался просроченным.

— Черт с ним, авось не помру, — впрочем, кефир оказался вполне нормальным, а если и был просроченным, то пусть на это ответит желудок. Закрывая холодильник, я невольно скривился, так как в нем, помимо кефира, лежал лишь вялый пучок лука в целлофановом пакете, пара банок консервов, несколько сморщенных яблок и что-то заплесневелое в овощном отсеке.

— Тоска, — подумал я, и уставился в окно. Рука с пакетом задела антенну телевизора и кефир, брызнув на меня, струйкой потек по джинсам.

— Проклятье, только этого не хватало, нет, точно, сегодня не мой день.

Не снимая брюк, я замыл кефирные пятна, а потом уселся на стул и включил телевизор.

— Наша позиция в отношении Палестино-Израильского конфликта достаточно прозрачна. Мы высказывались на сей счет не один раз, и потому повторюсь, только мирные переговоры могут обеспечить разрешение всех спорных вопросов. Другого пути нет, — собеседник умолк и ведущий, мило улыбаясь, произнес:

— А теперь нас ждут новости из Португалии, где проходит саммит глав Европейских государств, но сначала рекламная пауза. Ждем Вас у экранов через несколько минут.

На экране появились два мультяшных героя небезызвестных конфет, и я машинально переключил канал. Однако на двух других каналах шла тоже реклама, и я подумал:

— Скорее всего, они специально формируют показ рекламы одновременно, чтобы зритель невольно возвращался к их программе, а не уходил к конкурентам на другой канал. Хитро, но хрен вам, — и я демонстративно выключил телевизор.

Кряхтя, я поднялся со стула и снова выглянул в окно. Мне показалось, что облака неестественно быстро плывут по небу, и в этот момент раздался раскат грома, и сверкнула молния. Извиваясь, она уперлась в крышу соседнего дома. Я впервые в жизни видел молнию так близко, и как завороженный смотрел на происходящее. Мне даже показалось, что ветви молнии коснулись моего окна, и я ощутил её всем телом. От испуга чуть не упал на пол. Отойдя от окна, я подумал, странно, в такую жару и гром, да еще с молнией, а дождя и в помине нет.

От неловкого движения, боль в спине усилилась и я, решив прилечь, направился в комнату. Кефир кончился, жратвы не было, впрочем, в такую жару есть особенно и не хотелось, тем не менее, в голове крутились мысли, чтобы такое продать, и на вырученные деньги купить продукты. Мебели в комнате было немного, и основное место занимали наполовину опустевшие стеллажи. Книги, которые там раньше стояли, благополучно перекочевали в букинистический магазин. Впрочем, еще оставалось достаточно того, что можно было бы продать. Провел пальцем по корешкам изданий, в памяти невольно всколыхнулись ушедшие годы, и все, что было прожито и пережито. Вытащив томик Эренбурга, я присел в кресло, которое жалобно скрипнуло подо мной, и стал листать страницы. Неожиданно из книги выпал листок и упав на паркет, скользнул под диван. Я отложил книгу, и с грехом пополам опустился на пол, сначала пошарил рукой под диваном, а затем, достав отцовскую палку, выудил лист, а вместе с ним кучу пыли, которая скопилась под диваном.

Это был обычный тетрадный лист сложенный пополам. Усевшись обратно в кресло, я развернул его и прочел.

— Сочинение ученика 10А класса Алексея Кутилина на тему: «Униженные и оскорбленные в романе Достоевского «Преступление и наказание».

Далее шел план сочинения и отрывок, который заканчивался на оборотной стороне.

— Надо же мое сочинение. Сколько лет прошло,

как оно здесь оказалось? Совершенно не помню, может, просто черновик и отец читая книгу, использовал лист в качестве закладки? Скорее всего, поскольку не помню, чтобы я читал Эренбурга. Хотя, вполне возможно, что и читал.

Мысли унесли меня в прошлое, и я предался благостным воспоминаниям. Беззаботное детство. Отец и мать работали на производстве, прилично зарабатывали, и потому нужды не было. Нельзя сказать, что я купался в роскоши, но у меня было всё, что имели многие в моем возрасте и в то время. Велосипед, нормальная одежда, хорошее питание. Жили мы в коммуналке, но когда мне исполнилось десять лет, родители получили отдельную квартиру, а вскоре отец купил машину, «Москвич-407» и с тех пор, мы каждый год ездили на юг к морю. Иногда останавливались на берегу, прямо как в фильме «Три плюс два», а иногда снимали комнату в частном секторе. Учился я хорошо, и после школы поступил в институт. Это были золотые годы. По сравнению со школой, как говорится, «От сессии до сессии студенту жить так весело». Это было про меня. Поездки на картошку, стройотряд, учеба, походы и конечно любовные похождения. Надо сказать, что больше половины девчонок на потоке были приезжими и жили в общаге, и конечно каждая из них мечтала выйти замуж за москвича, чтобы получить московскую прописку и остаться здесь работать. Этим, конечно же, мы и пользовались. Что делать, такое было время, впрочем, не думаю, что оно изменилось. Однако учеба пролетела, и меня распределили на работу в конструкторское бюро. Работа мне поначалу нравилась, хотя платили не шибко много, однако семьи у меня в то время не было и мне хватало. За три года, что я проработал в КБ, мне не раз пришлось побывать в командировках, увидеть страну и жизнь в районных и областных городах. По сравнению с Москвой, мне казалось, что жить там сплошное наказание, однако люди, так же как и в Москве, жили, учились, работали, влюблялись, рожали детей и мечтали о счастье.

Незадолго до окончания моего трехлетнего пребывания в КБ, неожиданно умер отец. До этого он редко болел, и потому, его смерть была для нас с матерью полной неожиданностью. Мы остались вдвоем, и я решил, что пора стать опорой матери и потому устроился работать на завод. Сначала инженером, потом перешел в цех мастером, а через пару лет меня сделали старшим мастером. Зарплата выросла, и мы по-прежнему жили достаточно хорошо. Во время очередного отпуска, который проводил в одном из подмосковных пансионатов, я познакомился с Таней, на которой вскоре женился. Мы поселились у её родителей, и через год у нас родился сын. Тесть с тещей оказались достаточно покладистыми людьми, работали

мелкими муниципальными служащими и, хотя зарабатывали немного, имели

целый ряд льгот, что для того времени было немаловажным. Это позволило им вскоре получить жилье, а нам остаться в их квартире. Пашка рос смышленым, но озорным парнем. Учился относительно плохо, за что частенько от матери и от меня получал нагоняй, зато во дворе пользовался авторитетом и в своей возрастной компании, в отличие от меня, всегда был заводилой. Через одиннадцать лет наш брак дал трещину. Причин тому было несколько. Она считала, что я погуливаю на стороне, что было не вполне заслуженным упреком в мой адрес, правда пару раз за это время, у меня были короткие романы, но в целом, я старался придерживаться строгих семейных уз. По натуре, Татьяна была жуткой чистюлей и порой по выходным могла растянуть уборку на целый день, что выводило меня из себя. Были и другие причины житейского характера, например, она терпеть не могла мою мать, хотя явных причин для этого не было. Однако колкости, которая она незаслуженно отпускала в её адрес, меня внутренне обижали, а мои попытки заступиться за мать, вызывали у Татьяны чувство обиды, и, как правило, перерастали в скандал. Татьяна начина на меня злиться, и могла не разговаривать со мной несколько дней к ряду. Одним словом, в один прекрасный день, мне это все надоело, и после очередного скандала мы решили расстаться, благо, что съехать куда, у меня было.