Потом и кровью
Шрифт:
– А-а-а!
– Будьте здоровы, доблестный капрал господин Людвиг Фирс! – осклабился незнакомец. – Дружок мой старинный, Эвальд-дровосек, велел вам кланяться. Сам-то он с женою и детишками на праздник пошел, а хворост меня попросил отвезти. Так куда сгружать-то?
– Туда, в караулку, неси…
– Ага, ага, сейчас… – сгрузив вязанки к камину, дружок дровосека расправил плечи и снял с плеча котомочку. Улыбнулся, вытащил плетенную из лыка баклажку: – Эвальд вам лично доброго вина прислал. Из уважения, чтоб сильно не ругались. Дескать,
– Отпробовать, говоришь? – подумав, капрал быстренько вытащил из стоявшего в углу сундука пару стаканов. – А чье вино-то? У кого Эвальд его брал?
– Говорит, у Гирша.
– У Гирша вино доброе, ягодное. Некоторые его, правда, брагой зовут, но по мне, так и брага – вино, верно ведь? Ну, за Флора и Лавра!
Разлив вино по стаканам, караульщик чокнулся и тут же, одним махом, выпил. Крякнув, вытер рукавом усы:
– Эх, хор-рошо! А ты чего не…
Верно, хотел спросить, чего ж это дружок дровосека не пьет, не торопится? Хотел, да не успел. Откинулся бравый капрал на скамеечку, захрапел, заулыбался, довольно пуская слюни. Наверное, уже и сны ему снились. Может быть, красивая и добрая женщина, а может – и лошадь. День уж такой сегодня, лошадиный – святых Флора и Лавра праздник.
Заботливо накрыв спящего плащом, «друг Эвальда» вытащил из котомки рясу и проворно натянул ее на себя, вмиг преобразившись из дровосека в монаха. Вышел, неслышно прикрыв дверь, и, четко печатая шаги, пошел по гулкому, освещенному единственным факелом коридору.
– Стой, кто идет? – немедленно последовал окрик. Выступивший из темноты часовой грозно выставил вперед алебарду.
– Я отец Бенедикт, – перекрестив стражника, улыбнулся монах. – С соизволения его величества явился исповедовать раненого. Того, что привезли из замка фон дер Гольца.
– Исповедовать? – изумленно переспросил караульный. – Так вроде рана у него… Ой! Неужто его… того…
– Да, завтра на площади и казнят по королевскому приказу.
– Вот те на-а… А мы тут и не знали! Вон туда проходи… Погодь, сейчас я засов отодвину.
Без разрешения начальника караула никто с улицы не мог бы сюда зайти никогда. Вот часовой и не парился: раз пришел священник, значит так надо. Тем более дело-то такое…
Лязгнув дверью, монах вошел в узилище, освещаемое дневным светом сквозь узенькое, забранное надежной решеткой оконце под самым потолком.
– Кто здесь брате Дементий? – наскоро прочтя по-латыни молитву, громко осведомился чернец.
В узилище находилось человек десять, кто-то спал, зарывшись с головою в солому, кто-то резался в кости, а какой-то доходяга в дальнем углу – молился.
– Я Дементий!
Монах быстро пошел на голос, уселся рядом:
– Явился утешить тебя, сын мой. Пойдем-ка в уголок…
Прогнав доходягу, священник и злодей расположились в дальнему углу.
– Акинфий, ты! – шепотом обрадовался Дементий. – Вот
– За тобой пришел, брат, – так же шепотом отозвался «монах». – Ночью побег готовлю. Сейчас скажу, как… Пока же я помолюсь, а ты откинься спиной к стене и делай вид, что слушаешь. Патер ностер…Отец наш небесный…
Дементий так и сделал: откинулся, слушая монотонный, какой-то убаюкивающий голос сотоварища, даже чуть было не уснул. Может, и уснул бы, кабы не узкое лезвие стилета, угодившее прямо в сердце. Опытный лиходей Акинфий, незаметно вытащив клинок, ударил снизу вверх, без замаха. Так бьют наемные убийцы в Венеции – брави.
Ударил, убил – никто и не заметил! Не вскрикнул Дементий, как сидел, так и остался сидеть. Лжесвященник же поднялся на ноги:
– Прощай, брат. Мужайся! И вы все, братие…
– Благодарствуем, святой отец.
Лиходей покинул тюрьму, не вызвав никаких подозрений, тем более что начальник караула, бравый капрал Людвиг Фирс, все так же крепко спал. И видел во сне женщин… а может быть, лошадей. Потому как – день Флора и Лавра.
– Как убит? – вернувшийся к обеду в замок ливонский властелин был вне себя от бешенства. – Как такое вообще могло случиться? Проникнуть в королевскую тюрьму, убить, и вполне свободно выйти обратно! Там что, проходной двор, что ли?
– Разбираемся, ваше величество, – белобрысый богатырь Альфонс ван дер Гроот стоял пред государем пунцовый от стыда и гнева. – Начальника караульной стражи повесим, остальных сошлем на Эзель!
– Начальника караула тоже сослать! – жестко приказал король. – Нечего ему тут, в столицах…
– Понятно, ваше величество. Так что его… там, на Эзеле, повесить?
– Никаких «повесить»! – король хватанул по столу кулаком. – Пусть отрабатывает!
Кто-то постучался в приемную, вошел.
– А, Анри! – Магнус обернулся с язвительною улыбкой. – Что у нас еще плохого? Бородатого убийцу нашли? Нет? Все еще ищете?
– Он вполне мог и сбрить бороду, мой король, – покусал усы рыцарь плаща и шпаги. – Я б на его месте так и сделал. Кстати, вы слышали уже о монахе-убийце? Или Альфонс не успел рассказать? Я полагаю, это один и тот же человек. По всем дорогам разосланы дозоры, мышь не проскользнет!
– Ага, не проскользнет. Даже в тюрьму проскользнула. Ну, блин, работнички…
– И еще я думаю, что мы вот-вот схватим убийцу! – неожиданно похвастал Труайя. – Его люди вышли на помощника повара. Ну, нашего человека, специально мною поставленного. Если хотите, ваше величество, то…
– Да, пусть войдет и доложит все лично, – успокаиваясь, Магнус согласно кивнул. – А вы, Альфонс, свободны пока. Наводите порядок со стражей!
– Слушаюсь, ваше величество! – щелкнув каблуками ботфортов, личный оруженосец короля и начальник дворцовой стражи, суровый голландский молодец Альфонс ван дер Гроот покинул приемную.