Потомки джиннов

Гамильтон Элвин

— Мы поймали её в горах, — хрипло объяснил мой охранник. — Сидела в засаде, когда мы шли назад с грузом оружия.

Двое остальных сбросили с плеч тяжёлые мешки, словно хвастаясь, что героически отбили их у меня. Оружие так себе, не мираджийское, а из Амонпура, ручной работы, с затейливой резьбой и вдвое дороже, чем оно стоит. «Можно подумать, есть разница, из какого ствола вылетит пуля, которая тебя убьёт», — так говорит Шазад.

— Она одна? — хмыкнул старик, снова глянув на меня, словно надеялся по одному виду узнать правду.

В

самом деле, как может семнадцатилетняя девчонка рассчитывать справиться с полудюжиной взрослых мужчин, имея один револьвер с горсткой патронов? Неужели знаменитый Синеглазый Бандит настолько глуп… или отчаян?

Я угрюмо молчала, боясь сказать что-нибудь лишнее. Сейчас главное — не дать себя убить. Если ничего не выйдет, хотя бы уйти живой.

— Ты и правда Синеглазый Бандит? — выпалил вдруг Икар, обращая на себя все взгляды. Мальчишка спустился со своего наблюдательного поста и с любопытством глазел на меня, подавшись вперёд и перегнувшись через ствол ружья. (Если случайно выпалит, останется без головы.) — Это правда, что о тебе говорят?

«Молчать, смотреть себе под ноги. Главное — остаться в живых…»

— Смотря что говорят, — усмехнулась я. «Не утерпела-таки!» — Ты поосторожней с ружьём.

Он рассеянно отодвинул ствол, не сводя с меня глаз.

— Ну… что ты попадаешь человеку в глаз с тридцати шагов в темноте… а в Ильязе проскочила под градом пуль и унесла секретные планы султана.

Я запомнила Ильяз несколько иначе, и одна пуля меня там всё-таки нашла.

— А ещё, — не унимался юнец, — что соблазнила одну из жён джалазского эмира, когда он посещал Изман!

«Вот ещё новости! Про соблазнение самого эмира мне слышать приходилось, но жены…» То ли ей и впрямь нравятся женщины, то ли Синеглазый Бандит в этой части легенд представал мужчиной. Правда, я давно уже не переодевалась в мужское платье, но и до женских форм, видимо, ещё не дотягивала.

— На улицах Фахали ты одна убила сотню галанских солдат! — продолжал Икар сбивчиво, округлив глаза, как два пятака. — А из Малала улетела на спине огромного синего рухха, оставив за собой засыпанный песком молельный дом… — Он запнулся, переводя дух.

— Не стоит верить всему, что слышишь! — вставила я, воспользовавшись паузой.

Мальчишка разочарованно сник. В его годы я тоже готова была верить каждому слову взрослых, но такой мелкой себя даже не помню. Не место ему на крепостной стене, да ещё с огромным ружьём… Вот что делает с нами огненная пустыня — превращает в воинственных романтиков.

Я провела языком по пересохшим губам.

— А с тем молельным домом… там случайно вышло… почти.

По толпе пробежал тревожный шепоток, отозвавшийся у меня мурашками страха. Что ж, куда деваться — лгать грешно.

С тех пор как мы с Ахмедом, Жинем, Шазад, Халой и близнецами Иззом и Маззом стояли у стен Фахали, прошло уже полгода. Тогда против нас выступали сразу две армии и Нуршем — демджи, обращённый султаном в страшное смертельное оружие. Демджи, оказавшийся моим

братом.

Выстоять против такой силы казалось невозможно, но мы выстояли и победили, а слухи о битве при Фахали разнеслись по всей пустыне ещё быстрее, чем в своё время — о султимских состязаниях. Я слышала эту историю десятки раз от людей, не подозревавших, что их слушает участник событий, и с каждым пересказом наши подвиги становились всё невероятнее, а в конце каждый раз возникало ощущение, что это ещё не конец. Так или иначе, после того сражения пустыня не могла остаться прежней.

Легенда о Синеглазом Бандите также обрастала всё новыми подробностями, так что я и сама себя в ней едва узнавала. Меня называли воровкой, говорили, я сплю с нужными людьми, чтобы добыть сведения для мятежного принца, и убила собственного брата.

Последнее бесило больше всего, потому что едва не случилось на самом деле: палец мой уже лежал на спусковом крючке. Тем не менее брату я дала уйти, что было чуть ли не хуже. Теперь он бродил неизвестно где, обладая своей жуткой разрушительной силой, и, в отличие от меня, не мог воспользоваться помощью и советом других демджи.

Иногда поздно ночью, когда весь лагерь засыпал, я произносила вслух, что Нуршем жив, чтобы проверить, правда ли это. Пока выговорить удавалось без труда, но меня терзал страх, что настанет день и слова застрянут в горле. Это будет означать, что брат мой, одинокий и перепуганный, погиб где-то посреди безжалостной, охваченной войной пустыни.

— Если она так опасна, как говорят, надо её убить, — донеслось из толпы.

Слова принадлежали мужчине с ярко-жёлтым офицерским шарфом через плечо, явно сшитым из обрывков. Такие же я заметила у некоторых других. Очевидно, новые знаки отличия прежде принадлежали убитым стражникам. Говоривший держал ружьё, нацеленное мне в живот. «Плохая рана, медленно убивает».

— Синеглазый Бандит в друзьях у принца Ахмеда, — возразил кто-то. — Значит, она на нашей стороне?

Вопрос на миллион фауза.

— Просто чудесное обращение с союзником, — фыркнула я, демонстративно пошевелив связанными руками.

Толпа загудела. Выходит, не такие они тут сплочённые, как кажется из пустыни при виде неприступных стен.

— Так, может быть, развяжете меня и поговорим спокойно?

— Неплохо придумано, Бандит. — Хоссам усилил хватку. — Даже не думай добраться до ружья. Мне доводилось слышать, как ты одной пулей свалила десятерых.

«Какие глупости! Такое вообще невозможно. К тому же, чтобы убить десятерых, ружьё мне совсем не требуется. Смех, да и только, — связали простой верёвкой. Касайся меня хоть кусочек железа, другое дело, а так могу хоть сейчас разметать их всех песчаным вихрем. Только мне это сейчас не нужно, план совсем другой».

— Пускай Малик сам решает, что делать с Бандитом, — изрёк наконец старик, нервно потирая подбородок. Имя нового повелителя он произнёс с опаской.

— У меня есть имя, — заметила я.