Потомки джиннов
Шрифт:
Она вдруг откинула голову и громко расхохоталась, будто я выдала самую смешную шутку на свете. На миг показалось, что сестра не в своём уме. Смех прокатился эхом по радужной плитке стен, и все женщины в бассейне повернули головы. Обернулся и султим. Увидел меня. «Проклятье!»
Шира довольно ухмыльнулась.
— Тогда говори скорее, сестрица. Сдаётся мне, ты и есть та новая игрушка, о которой Кадир только и болтает. Та, что у него отняли. Поторопись, пока он не явился поиграть.
Я едва сдержалась, чтобы не сбросить её в воду.
— Говорят, у тебя есть лазейка
— Кто говорит?
— Люди… Так есть или нет?
Я не сводила глаз от Кадира, который лениво поднялся и зашагал по радужной плитке в нашу сторону, огибая бассейн. Казалось, что я слежу за голодным гулем.
«Скорее бы убраться отсюда!»
— Может, и так, — протянула она, явно выигрывая время. — Что же тебе так понадобилось, ради чего ты готова рисковать моей жизнью? Бутылка спиртного? Новый халат? Безусловно, оно того стоит…
«Бьёт на жалость, — подумала я. — Будь на её месте кто-то другой, и впрямь бы пожалела».
— С воли мне ничего не надо, — торопливо вставила я, следя за приближающимся Кадиром. — Наоборот, хочу передать весточку. Можешь?
— Наверное… — Она нарочито медленно провела языком по зубам. — Надо подумать, дай мне время.
— У меня его маловато! Так поможешь, или рассказать твоему мужу, как ты шастаешь по чужим постелям?
Кадир уже был почти рядом.
Шира сердито сжала зубы и положила руку на живот, словно защищая его.
— Ладно, помогу. Если ты…
Её перебил Кадир.
— Пришла с нами поиграть? — сладко улыбнулся он, окидывая меня похотливым взглядом. — Не слишком ли тепло одета?
Я поднялась на ноги. Шазад успела отучить меня смотреть на врагов снизу вверх.
— Я оделась, чтобы выйти, ваше сиятельное высочество.
Кадир неопределённо хмыкнул, как бы соглашаясь, но звук больше походил на смешок.
— Конечно, ты вольна уйти, если хочешь… — Он вертел в руке крупную белую жемчужину идеальной формы. Обошёл меня, преграждая путь к выходу, и бросил её в воду у края бассейна. Женщины внизу замерли в нерешительности. — Как только достанешь для меня этот жемчуг.
— Но… я не умею плавать, ваше высочество… — Встреться мы с ним не здесь и не теперь, я бы лучше знала, как говорить и что делать, а пока приходилось думать на ходу.
— Тогда ты не можешь уйти, — ухмыльнулся он. — Эта жемчужина очень дорога мне.
Драться я не могла. Одна мысль о том, чтобы поднять руку на этого самодовольного хлыща, вызывала обжигающее напоминание о приказе султана. Меж тем неизвестно, что предпримет его сын, попробуй я ослушаться.
«Предупредил ли его султан не трогать меня? Есть ли ему дело до безопасности жалкой демджи теперь, когда в руках полноценный джинн? Может, я и жива до сих пор чисто случайно».
Тягостное молчание нарушил громкий плеск: одна из жён всё-таки нырнула в воду и вскоре появилась с жемчужиной в руке.
— Мне стало скучно ждать, — объяснила она, капризно надув прелестные губки и откидывая с лица белокурые волосы.
Тем не менее в голосе женщины звучал страх, и я поняла, что она рискует ради меня.
Кадир шагнул к ней, и Шира, поспешно встав на ноги, схватила
— Вечером, как стемнеет, — шепнула она, — у Стены слёз!
Глава 19
Стена слёз ограждала гарем с востока, где посреди небольшой полянки в саду возвышалось самое величественное дерево, какое я только видела в своей жизни. Чтобы обхватить его, потребовалось бы три таких, как я, а раскинутые ветви касались верхушки стены.
По рассказам обитательниц гарема, на этом месте тысячу лет назад султима Сабрия ждала с войны своего мужа принца Азиза, который уехал на восточную границу, оставив жену в гареме. Она хотела быть как можно ближе к нему и поэтому стояла здесь день за днём, проливая потоки слёз, и дерево росло, поднимаясь всё выше и выше. Когда верхушка его поднялась над стеной гарема, Сабрия забралась туда, чтобы взглянуть на восток. В тот день женщины нашли её на земле рыдающей и бьющейся об стену. Безутешная, она плакала ещё три дня, а потом пришли вести, что султим Азиз погиб в сражении. Вот что, оказывается, разглядела Сабрия с вершины дерева через стены, пустыни, города и моря.
В тусклом свете моей масляной лампы Стена слёз ничем не отличалась от других в гареме. Побеги цветущего багрового плюща оттенка солнечного заката карабкались по каменной кладке, словно пытались скрыть, что она ограждает тюрьму.
Отодвинув плющ, я приложила ладони к стене и ощутила странные бороздки. Поднесла лампу ближе — и впрямь как следы ногтей!
— И рыдала она беспрерывно семь дней и семь ночей… — Я вздрогнула и обернулась, услышав язвительный голос за спиной. На Шире был тёмно-синий халат, терявшийся в сумерках. — Пока султан, не в силах больше терпеть, не повесил Сабрию на самом верху дерева, где только звёзды могли слышать её плач.
Я уронила руку.
— Кто бы мог поверить, что в гареме случается такая любовь.
— Любой, кто не думает, как ты, об одной себе, — парировала она.
В ответ хотелось упомянуть Кадира, не более любимого ею, чем до того Нагиб, но Шира вновь положила руку себе на живот, и я осеклась. Ради любви на что только не решишься. Так бывает не только в сказках. Шрам у меня на бедре, оставшийся с Ильяза, был тому свидетельством.
— Ну так что теперь? — Я выжидающе подняла бровь, в своё время научившись этому у Жиня.
— Теперь будем ждать, сестрица. — Шира устало прислонилась к громадному стволу и глянула наверх.
Я послушно устроилась рядом.
— Долго ждать-то?
Она ещё сильнее запрокинула голову.
— Может, и долго, не знаю. Из города плохо видно небо.
Цепляясь волосами за грубую кору, я тоже вгляделась в сплетение ветвей в вышине. Тёмное небо кое-где проглядывало, но звёзды в сиянии городских и дворцовых огней было не различить.
— Так что, — вновь заговорила Шира, помолчав, — ты и правда с мятежным принцем? — Она что-то теребила в руках, и я разглядела конец верёвки, спускавшейся сверху, а на верхушке дерева, торчащей в небе над стеной гарема, болтался лоскут ткани.