Потомки джиннов
Шрифт:
— Шира… — выдавила я в ужасе, но опоздала.
— Фереште! — Она надменно выпятила подбородок. — Он обещал, что я рожу будущего правителя — истинного принца и великого султана! Такого, каким Кадиру никогда не стать!
Прежде я ни разу не видела, чтобы султан колебался. Что ж, понятно — слова джинна сбываются ещё вернее, чем обещания любых демджи. Если Шира не соврала, она и впрямь держит на руках будущего правителя Мираджа.
— Фереште, — повторил султан. — Отлично… Амани, возьми у неё ребёнка.
Мои руки, послушные приказу, потянулись к сестре.
— Что с ней будет? — выдавила я,
Наклонившись к младенцу, Шира что-то шептала — должно быть, обещания, которые так и не сможет исполнить. Пыталась удержать последние мгновения, когда ещё могла видеть его. Я мучительно ломала голову в поисках выхода, но ничего не находила. Что ж, случается и такое.
Ребёнок уже лежал у меня на руках. Шира остро глянула мне в глаза, губы её шевельнулись…
Любит заключать сделки, сказал султан. Но что я могу сейчас предложить, чтобы Синеглазый Бандит не был разоблачён? Одно её слово, и для меня тоже всё кончено.
— Его зовут Фади, — отчётливо произнесла она.
Имя деда, отца наших матерей, которых до замужества звали Фарра и Захия аль-Фади.
— Заприте её, — рассеянно бросил султан, отвернувшись. Ещё одна бесполезная обитательница гарема, не до неё теперь. — Казним завтра на закате… Неси ребёнка за мной, Амани!
Удаляясь от матери, маленький Фади пищал всё громче у меня на руках.
Глава 32
Джинн-предатель
В дни, которые помнят одни бессмертные, мир был неизменен. Солнце не вставало и не заходило, море не знало приливов и отливов, а джинны не ведали ни страха, ни радости, ни боли, ни горя. Никто не рождался и не умирал, всё просто существовало.
Затем пришла первая война.
Она принесла с собой рассвет и закат, бурные волны и новые горы с ущельями, а главное, принесла смерть.
Вложив частицу своего огня, джинны создали первых людей, но век смертных оказался недолог. Тогда всё и изменилось. Люди не просто жили, они рождались и умирали, а между рождением и смертью успевали ощутить столько, что вызывали интерес даже у бессмертных, хоть и были всего лишь искрами от их пламени.
Когда война закончилась, джинны Великих песков собрались вместе и окинули взглядом изменившийся мир, который прежде принадлежал только им. Сражаясь и умирая, люди победили Разрушительницу — они выполнили свою задачу.
А потом стали плодиться.
Джинны с удивлением смотрели на их крепости и города. Жизнь людей продолжалась и после первой войны — новая жизнь и новые войны, уже их собственные. Джинны задумались. Стоит ли позволять людям существовать дальше? Созданные джиннами, они так же легко могли быть снова обращены в глину.
Некоторые джинны полагали, что люди больше не нужны. Теперь от них только вред, лучше сжечь их, да и дело с концом. Вернуть в землю, из которой они вышли и на которой расплодились. Джинн по имени Фереште был согласен. Жить без людей было проще и уютнее. Его собственный сын от смертной женщины пережил дюжину
Однако джинн по имени Дарайвауш выступил против. Он считал, что своей доблестью в войне с Разрушительницей люди заслужили право остаться на земле. Гибли в сотнях битв, но не отступали перед её полчищами, и такая стойкость достойна награды.
Проходил год за годом, поколения людей сменяли друг друга, а джинны всё спорили, как с ними поступить. Росли новые города, одни правители уступали свои троны другим, и люди постепенно забывали времена Разрушительницы. Наконец, когда не стало последнего из смертных, кто помнил первую войну, джинны собрались в скалистом ущелье, где когда-то шла битва, а теперь поселился один из них, и стали бросать в реку камни, кто чёрный, кто белый, чтобы подсчитать и решить, исчезнуть людям с земли или остаться.
Камни падали в воду, то белый, то чёрный, и вышло так, что тех и других оказалось поровну. Один лишь джинн по имени Бахадур ещё не бросил свой камень, ему и выпало решить судьбу всего человечества.
Джинн Фереште был уверен, что Бахадур примет его сторону и бросит чёрный камень. Бахадуру тоже пришлось наблюдать смерть своего ребёнка, дочери с синими глазами и солнцем в ладонях, которую люди называли принцессой — одним из тех глупых слов, с помощью которых одни пытались возвыситься над другими. Бахадур должен был испытывать такое же чувство горя, что и Фереште, и захочет покончить с людьми.
Тем не менее, когда Бахадур наконец бросил в реку свой камень, тот оказался белее человеческой кости.
Сторона Фереште проиграла, и тогда все джинны поклялись, что никто из них не станет уничтожать смертных. Как известно, клятва джинна надёжнее всякой другой, потому что джинны не умеют лгать.
С тех пор прошли столетия. Джинн Фереште не знал, сколько именно. Зачем это бессмертному, чьи дни не сочтены? Поначалу он старался держаться подальше от людей, но они постоянно менялись, и не смотреть было трудно. Едва ему становилось скучно, они выдумывали что-нибудь новое и творили удивительные вещи почти из ничего. Их дворцы громоздились всё выше и выше, через бескрайние пески неслись поезда, человеческие пальцы воспроизводили чудесные мелодии, возникшие в голове.
Глядя на людей, Фереште стал всё чаще поддаваться искушению, но время научило его избегать горя. Он никогда больше не следил за своими детьми, рождёнными от смертных, не желая видеть, как частицы его огня гибнут в человеческом мире, который джинны решили пощадить.
Затем настал день, когда Фереште услышал своё имя и приказ, которому не мог не подчиниться. Так он оказался в плену. Перед ним стоял правитель людей, а рядом — демджи с младенцем на руках, которого пометил сам Фереште, хотя уже забыл его мать. Женщин он старался забывать, но детей помнил всех и помнил горе, которое испытывал, когда кто-то из них умирал. Поэтому, когда правитель занёс над младенцем нож, Фереште сдался и назвал истинные имена других джиннов. Он не хотел смотреть, как гаснет ещё одна искра его пламени.