Потомки джиннов
Шрифт:
Билал, эмир Ильяза, стоял, полуприкрыв глаза и прислонившись спиной к одной из причудливых бронзовых статуй. Казалось, его утомляет собственное величие, но спрашивать об этом вслух будущего союзника едва ли было разумно.
«Хорошо, что говорить будет Шазад», — подумала я.
— Значит, ты и есть тот самый синеглазый мятежник, о котором ходит столько слухов? — прищурился эмир, оглядев меня, и повернулся к Шазад: — А ты, должно быть, главное лицо для переговоров — слишком красива для чего-либо другого.
Подруга сжала зубы, подавляя раздражение:
— А ты тот самый
Она кокетливо улыбалась, сложив руки, и со стороны казалось, будто всего лишь флиртует с мужчиной, а не строит планы военных действий. Музыка почти заглушала слова, и я поняла, почему эмир выбрал для встречи этот уголок сада.
— Я сын своего отца. — Билал лениво дёрнул плечом великолепного мундира. Мне показалось, что во взгляде Рахима, начинавшего службу при старом эмире, мелькнула тень сомнения. — Мой отец был верен трону и не простил султану Оману чужеземного засилья. Он только и рассуждал что о могуществе Ильяза и его важности для всего Мираджа… но не наоборот.
— Хочешь заполучить отдельную страну? — фыркнула Шазад. — Так тебя понимать?
«Да уж, скромненько и со вкусом», — подумала я.
— У тебя есть полномочия обсуждать это со мной? — Эмир высокомерно поднял брови.
Взять с собой на задание Далилу без разрешения Ахмеда — одно дело, но торговать направо и налево частями страны — совсем другое.
— Нет, — покачала головой Шазад, — для такого даже я недостаточно красива. — Не удержавшись, я прыснула, и она едва не пихнула меня в бок, но в последний момент сделала вид, что поправляет рукав. — Однако могу свести тебя с принцем Ахмедом… при условии, что назовёшь достаточно внушительные цифры.
Эмир вопросительно повернулся к Рахиму.
— Три тысячи солдат в гарнизоне Ильяза и вдвое больше резервистов в провинции, — доложил тысячник.
— А оружия достаточно, чтобы вооружить призванных? — тихо спросила Шазад и тут же весело рассмеялась, кокетливо тронув Рахима за плечо, как будто услышала что-то невероятно смешное.
— Амани… — За плечом у меня появилась Имин. — Султан идёт!
Я переглянулась с Шазад.
— Иди, — кивнула она, — я справлюсь.
От волнения мой желудок сжался в тугой комок, ни есть, ни пить не хотелось. Я сделала вид, что разглядываю жутковатые статуи, еле удерживаясь, чтобы не оглядываться через плечо на троицу переговорщиков. Скульптурные бронзовые маски на лицах глиняных истуканов напоминали о Нуршеме, хотя у того маска была гладкая. А боль и смертельный страх на их лицах напоминали, что сделает со всеми нами султан, если заподозрит.
— Внимание! — в очередной раз прокатился по саду бас глашатая. — Мы приветствуем его высочество принца Бао из Поднебесной империи Сичань!
Моё сердце глухо заныло при воспоминании о Жине.
Пёстрая кучка сичаньцев спускалась по парадной лестнице. Их яркие наряды столь же чужеземного покроя, как и у галанов, в то же время нельзя было ни с чем спутать. До сих пор мне доводилось видеть только сичаньские платья на Далиле, но здесь были одни мужчины.
Во главе делегации выступал щуплый сановник в длинной сине-зелёной мантии, за ним следовали ещё шестеро примерно такого же сложения, все чем-то похожие на Махди и его друзей-философов, если не считать одного, который держался позади. Ростом не выше других, он отличался
Во рту у меня пересохло. Воспоминание вспыхнуло вновь, но на этот раз ниточка не оборвалась, а окрепла. Я невольно шагнула вперёд, вытягивая шею и всматриваясь, — и его лицо тут же повернулось, глядя из толпы прямо на меня. Казалось, нас и впрямь связывает невидимая нить, как стрелки той пары компасов.
Взгляды встретились и впились друг в друга. Нет, я не увидела на его лице лукавой улыбки султана. Мятежный изгиб рта был целиком наш.
Глава 36
Между нами был целый сад, вражеская территория. Одна ошибка, один неверный шаг могли провалить всё наше дело, но тем не менее остаться на месте стоило невероятных усилий. Притяжение было мучительнее, чем любой приказ султана.
Спускаясь по лестнице, Жинь шепнул что-то на ухо сичаньцу, тот кивнул, но мельтешащая толпа тут же скрыла их. Хотелось кинуться вперёд, пробиваясь локтями и наплевав на султана, но я сдержалась и не торопясь двинулась в сторону парадной лестницы — во всяком случае, насколько позволяло не торопиться бешено колотящееся сердце. Мимо мелькали живописные наряды чужеземцев, пёстрые мираджийские халаты, военные мундиры всех покроев и расцветок, но я их не замечала, выискивая глазами лишь одного человека.
«Неужели я снова его потеряла?»
— Амани! — Голос чуть задыхался, точно как после того последнего поцелуя — в палатке среди песков в ночь бегства из лагеря.
Я обернулась и увидела Жиня так близко, это могла бы коснуться рукой. Хотя трудно было придумать способ вернее, чтобы встретить такой же страшный конец, как глиняные принцы вокруг нас.
Его глаза обшарили меня целиком от диадемы на голове до босых позолоченных пяток — разукрашенную куклу из гарема, выставочный образец, который нельзя трогать руками. Сичанец рядом с ним занимался тем же самым, не упуская ни единой клеточки моей кожи, не прикрытой тканью. Однако Жинь, казалось, не замечал ни золотой пудры, ни всего остального.
— Ты остригла волосы, — сказал он наконец.
«Нашёл, что заметить».
Все остальные следы перенесённого мною в гареме были скрыты.
— Случайно получилось… — Не пускаться же сейчас в долгие объяснения. Впрочем, кое-что он уже и сам понял по лицу.
— Амани, они что… — Он осёкся. «Пытали тебя?» — застряло в горле.
Мне причинили боль, а его не было рядом, чтобы помочь. Как он теперь простит себя?
— С тобой всё в порядке?
«Трудный вопрос».
— Ничего, выживу.
Лицо Жиня напряглось, рука сжалась в кулак, голос зазвучал глухо и хрипло:
— Клянусь Всевышним, Амани — если тебе причинили боль, он ответит за это!
Объяснять, кто такой «он», не требовалось. Султан.
— Ты же не веришь во Всевышнего… — Ничего другого мне в голову не пришло.
Рука его дёрнулась, словно в попытке обнять, оградить от всего вокруг.
— Тогда просто клянусь!
Я судорожно сцепила пальцы, чтобы не потянуться к нему невольно. Будто снова мне десять лет, а в трясущихся руках тяжёлое ружьё. Больше всего на свете хочется разжать пальцы и уронить его, потому что держать дольше нет никаких сил… но как выжить, если не умеешь стрелять?